— Эль Кинди родился примерно в один год с Эль Масуди, — по просьбе Леарзы рассказал тот. — По всей видимости, отец отдал мальчика учиться владению ятаганом одному известному мастеру-маарри, и там эти двое встретили друг друга, поскольку Эль Масуди учился у того же мастера. Они юность провели вместе в ахаде маарри, где позднее к ним присоединился и Одаренный Гайят Абу Катифа. Долгие годы Эль Кинди и Эль Масуди были лучшими друзьями, вместе сражались против поклонников бога Асвада. В те времена крепость Бурдж-эль-Шарафи была самой южной цитаделью племен, ни о каком Эль Хайране и речи не было: еще не безумцы, поклонники Асвада были очень сильны, у них было страшное оружие, которому племена могли противопоставить только ятаганы да топоры с копьями. Неудивительно, что молодые люди отправились туда, чтобы защищать свои земли, и годам к тридцати Эль Масуди, возглавив мятеж, убил тогдашнего князя и встал во главе племен сам. Его друзья и соратники во всем помогали ему и были награждены за преданность городами: каждый из пятерых получил по крупному городу, из них Эль Кинди достался Визарат, Набулу — город, переименованный в его честь, и так далее… не все эти города, правда, дожили до твоего рождения.
— …У племен был князь? — немного озадаченно спросил Леарза. — Я никогда не слышал о подобном.
— Конечно. Это было еще до того, как племена настолько сильно разошлись в образе жизни, — согласился профессор. — После смерти Эль Масуди этот титул окончательно исчез. Племена были особенно слабы в те годы, хотя одержали такую значительную победу, они потеряли четверых из шестерых своих сильнейших Одаренных, и, к тому же, в Саиде была страшная засуха и неурожай: последствия ядерного взрыва. Многие погибли. Еще хуже, впрочем, пришлось обитателям Талла: две трети населения погибло, если не в момент взрыва, то после, от лучевой болезни.
— А Эль Кинди удалился в Бакхтанасар, чтобы оплакивать сбывшееся, — пробормотал китаб. Квинн кивнул.
— Примерно так. В эти годы он и написал свой труд, который я имею возможность переводить.
— Ведь у него были потомки?
— …Конечно, отчего ты спрашиваешь? У Эль Кинди было, по разным сведениям, от шести до двадцати жен, и почти каждая подарила ему ребенка. Естественно, что быть женой такого великого человека считалось очень почетным, и наиболее богатые китабские семейства выдавали своих дочерей за него. К моменту, когда он окончательно уединился в оазисе Бакхтанасара, ему уже было за тридцать, и у его старшей жены было как минимум трое детей от него.
— Мой дед любил повторять, будто мы — потомки Эль Кинди, — пояснил Леарза, глядя в сторону, — но каждый уважающий себя китаб заявлял что-нибудь подобное, и я никогда, конечно, не принимал его слова всерьез.
— Если учесть, что Эль Кинди жил много лет тому назад, — благодушно рассмеялся профессор, — а количество его потомков возрастало в геометрической прогрессии, то к моменту, когда ты появился на свет, юноша, добрая половина всех китабов могла запросто оказаться действительно в их числе. Так что не исключено, что твой дедушка был прав.
Леарза промолчал. Наконец поднял вихрастую голову.
— Спасибо, профессор, — сказал он. — Если вы не возражаете, я еще буду заходить к вам с подобными вопросами. Бывает, меня терзает такое чувство… будто бы вина, если вы понимаете. Как будто я оставил Руос позади, позабыл его. Я не хочу забывать.
— Конечно.
Холод.
Бескрайние снега облаков простирались до самого горизонта, где небо было таким же белым, сливаясь с ними, и лишь немного голубело кверху. Ледяные ветры мчались по этой бескрайней равнине, лихо свистя в ушах. Только отдельные, самые высокие шпили пронзали этот снежный океан, волны которого набегали на остов крыши с металлическим покрытием.
Крыша была, как тысяча других крыш, на которых он побывал; огражденная поручнями, с прожекторами по краям и на будке подъема, и ветры точно так же, как и тысячи других, окутывали ее.
Он стоял на краю крыши, держась одной рукой за поручень, — иначе можно было и свалиться в зияющую бездну, — и смотрел в облака. Ветры трепали его волосы, заставляли туго натянувшуюся куртку дрожать.
Беспокойство терзало его.
Второй кулак он сунул в карман куртки и продолжал смотреть. Леарза никогда в жизни не боялся высоты, и всего менее — теперь, когда под ногами у него было бесконечное серебряное море. Мысли его были заняты другим.
Последние дни все прошли в молчаливом смятении. Хотя Волтайр пыталась успокоить его, хотя он сам убеждал себя: это лишь сны, и его сильная реакция на них может их только усугубить, — равновесие уже было разрушено. Давно ли было время, когда он, счастливый до одури, поднялся на свою первую крышу и кричал в небо? Ему казалось, это все уже перестало существовать. Как сказал профессор?.. Прошлое перестает быть истинным…