Леарза сердито нахмурился.
— Я понимаю, к чему вы клоните, профессор, — наконец пробормотал он. — Когда нет единого лидера, врагу проще захватить нас врасплох. Так Лекс — это ваш… старейшина?
— Не совсем, — мягко возразил Квинн. — Лекс — это грань между властью и безвластием, юноша. Лекс никому не приказывает, но ведает всем. Лекс дает советы, которые обычно исполняются.
Холодная догадка пришла на ум китаба.
— Лекс — это машина, — сказал он.
— Лекс — это сложный комплекс машин, — ответил профессор. — Которые не обладают личностью, в отличие от андроидов, но обладают способностью к обучению.
Области, которые регулирует Лекс, можно перечислять долго. К примеру, ты заметил уже, что у нас отсутствуют деньги?
— Да, — буркнул Леарза.
— Деньги — это лишь способ регулировать потребление и производство вещей, необходимых человеку, — пояснил Квинн. — В Кеттерле этим регулированием занимается Лекс, поэтому деньги нам не нужны. То же самое касается многого другого.
— Лекс руководит и разведчиками, да? Это он приказал не вмешиваться в нашу жизнь? Чтоб на Руосе все шло так, как шло?
— Лекс не приказывает, — напомнил Квинн. — Все его указания носят рекомендательный характер.
— Но это ваша проклятая машина!..
Профессор резко поднялся с места; Леарза от неожиданности осекся, но Квинн лишь отошел в сторону, к широкому окну, за которым сияли небоскребы Ритира, и остановился, заложив пухлые руки за спину.
— Тебе сейчас не понять этого, юноша, — сказал он. — Возможно, поймешь когда-нибудь… потом. Лекс не просто приказывает: ведь Лекс — не человек. Прежде чем дать какое-то указание, Лекс тщательно просчитывает все возможные варианты развития событий. Учитывает прошлый опыт. У нас был… опыт.
— Каин рассказывал мне, — буркнул Леарза, отвернувшись. — О том, что уже четыре планеты погибло, а вы наблюдали все это время.
— Если так, то он должен был рассказать, что мы не были только пассивными наблюдателями, — своим благодушным голосом возразил профессор Квинн.
— О да, он говорил, что на Венкатеше погибло много ваших же людей.
Квинн обернулся, заглянув в худое лицо китаба; Леарза отвечал почти строгим взглядом, брови его были нахмурены.
— Лекс тогда порекомендовал ни в коем случае не вступать в открытый контакт с аборигенами, — произнес толстяк. — Потому наши люди внедрились в их общество, изучали его изнутри. Но мы тогда не имели никакого понятия о массовом бессознательном, тогда как их темный бог уже исподволь разрушал планету; мы никак не могли взять в толк, отчего это происходит. Тогда один из наших же разведчиков нарушил рекомендацию Лекса и сообщил венкам о нашем присутствии, попытался в открытую помочь им. Все закончилось тем, что действительно многие из наших людей погибли, как и тот разведчик.
— Хотите сказать, Лекс всегда прав.
— Нет. Никто не может гарантировать, что все это закончилось бы лучше, если бы все послушали Лекса, и мы остались нераскрытыми до самого конца. Пусть, скорее всего, крови тогда пролилось бы меньше.
— Вот почему, — пробормотал он. Профессор хранил тишину; дневной свет заливал его крупную фигуру. — Вы не вмешивались в наши дела, потому что боялись. И этот ваш Лекс запретил спасать людей, потому что счел, что все равно не имеет смысла… Но Бел пошел наперекор ему? А вы не боитесь, что я… ну, сойду с ума или еще что-нибудь такое?
— Нет, — коротко сказал Квинн.
— Но почему Бел?..
— Беленос неуравновешенный, — пояснил профессор. — Его не сразу приняли в разведчики, Лекс настойчиво рекомендовал ему избрать другой жизненный путь. Юному Морвейну не хватает хладнокровия, Леарза. Но он все равно пошел в разведческий корпус, вопреки всему, а почему — это, я думаю, лучше тебе спросить у него самого.
Морвейн, глядя на которого, ни за что нельзя было бы сказать о нем «юный», в это время стоял в темном холле, сунув пальцы под ремень брюк, и хмурился. Рядом с ним беззаботно притопывал в такт одному ему слышимой мелодии Каин; здесь же присутствовал и Таггарт, с каменным лицом куривший сигарету.