«Я свободен», — билось у него в крови.
Конь Морвейна вырвался вперед и обогнал его уже перед самым концом, на краю поля; последним пришел Таггарт. Бывший нахуда вроде бы нисколько не расстроился, с той же каменной физиономией остановил лошадь и неспешной трусцой направился обратно. Бел и Леарза еще какое-то время топтались у забора, не глядя друг на друга.
— Я тут думал, — выдохнул Леарза и наконец тронул лошадь с места; лошадь Бела шагом пошла следом. — Ведь я бесполезный нахлебник и дармоед. Есть ли для меня в этом мире занятие? Может, я смог бы быть разведчиком?
Морвейн молчал.
— Нет, — потом ответил он. — Я понимаю, о чем ты думаешь. Тебе не пришлось бы осваивать тысячи вещей, которые нам приходится изучать с азов, вроде верховой езды. Но… быть разведчиком — значит подчиняться приказам. Ты не сумеешь подчиняться.
— Слишком несдержанный, — почти весело сказал Леарза. — …Но ведь тебя тоже называют несдержанным.
Морвейн отвернулся и негромко рассмеялся.
— По сравнению с тобой я самый сдержанный человек на свете, Леарза. На Венкатеше я однажды добрых два часа был вынужден смотреть, как пытают женщину. Ты бы смог все это время стоять спокойно и не вмешаться?
Леарза пожал плечами и нахохлился в седле.
— Не знаю, — ответил он. — Я все пытаюсь понять, что же именно значит эта ваша хваленая «сдержанность». Бесчувствие? Равнодушие к мукам окружающих? Отсутствие жалости?
— «Сдержанность» — это рассудок, управляющий эмоциями, — спокойно возразил Бел. — Разведчику часто приходится поступать разумно вместо того, чтобы поступать правильно
… так правильно, как ты считаешь.
Леарза смолчал. К тому времени их лошади приблизились к остальным настолько, что они могли слышать болтовню Сета с Тильдой.
Беловатая звезда класса G, приближается к 6000К, на языке местных имеет название Сеннаар, в системе обнаружено шесть планет, Анвин — четвертая по счету.
Сутки равняются тридцати двум часам, планета совершает полный оборот за 467 астрономических суток, а в пересчете на местные — триста шестьдесят пять, наклон оси составляет двадцать восемь градусов, содержание воды в экосистеме планеты удовлетворительное, средняя годовая температура большей частью стандартная типа F…
Он поднял взгляд и долго, долго смотрел в темноту перед собой, пока экран планшета продолжал мягко светиться, делая его лицо призрачно-серым. Какая разница, что это за планета, что там случится?.. Все равно его нога никогда не ступит на ее поверхность.
Глупый мальчишка столь очевидно бесится с пресловутой «сдержанности» обитателей Кеттерле, но если б он знал, чего порой стоит эта сдержанность.
Таггарт мог бы рассказать ему.
Темнота окутывала усадьбу Морвейнов, и только за окнами белели нерастаявшие клочки снега. Скоро окончательно наступит весна, снег исчезнет и тогда тьма окутает мир покрывалом, начнет заглядывать в окна дома, заползет в старые комнаты, забьется в нос и рот…
Когда он был ребенком, он боялся темноты. Страх давно прошел, но что-то такое осталось внутри, что-то, отчего Морвейн всегда был чуточку настороже по ночам.
И в этот раз он уловил еле слышные звуки шагов задолго до того, как дверь в его спальню открылась, и знал, кого увидит на пороге.
Волтайр, в одной тонкой сорочке, с распущенными волосами, будто неуверенно постояла в дверях, а потом нырнула в темноту спальни и почти упала на край его кровати. Бел не пошевелился, продолжая смотреть перед собой.
— Опять сон приснился? — негромко спросил он. Она судорожно кивнула. В темноте не было заметно, но он знал, что щеки у нее мокрые.
И она тоже это знала, и он жалел ее, делал вид, что ничего не происходит. Ей так было проще.
— Что ты читаешь? — сдавленно произнесла она.
— Отчеты по Анвину, — сказал Морвейн с кажущимся равнодушием в голосе. — Судя по всему, эта планетка — рай обетованный для форм жизни типа F.
— Как мы.
— Как мы, — согласился он спокойно. — Вчера первая группа разведчиков высадилась на поверхности. Скоро, должно быть, опубликуют новые данные.
Она помолчала.
— Этот мальчик, — наконец сказала она. — Должно быть, ему очень тяжело у нас? Он совсем молоденький, сколько ему лет, восемнадцать?..
— Двадцать один в пересчете на астрономические годы, — равнодушно сообщил Морвейн. — Разве он сегодня выглядел так, будто ему тяжело?
— Он выглядел так, будто отчаянно пытается забыть свое прошлое и прижиться у нас, — возразила женщина. — Почти жалко смотреть, как он льнет к младшим, словно ищет у них поддержки и защиты.