“Он то же из семейство чудаков?” — подумал я.
— Как говорил Михаил Булгаков, — “Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться.” Я думаю, будет правильнее сказать “Бойтесь своих чувств — они имеют свойство угасать.” Вот исполнилась твоя заветная мечта, а что потом? Что ты будешь делать дальше. — спросил я Мирона.
— Потом я буду стремится к другой своей заветной мечте. — ответил он мне.
— Марианна, он точно твой потенциальный жених? — спросил я с подозрением.
— Ну как знать. — уклончиво ответила она.
— Значить Марианна предпочитает философов, я это учту. — прокомментировал Мирон.
— Нет Марианна любить власть и безумие, все это должно сопровождаться неожиданными поворотами событий, которые никак не ожидаешь увидеть или предугадать. — ответил я. — Проще говоря, ей хлеба и зрелище подавай.
— Но, я все равно, прочитаю пару книжечек по философии. — настаивая сказал Мирон.
— Какая жаркая битва! — сказала Анастасия.
— Мирон, я же тебе говорила, чтобы ты, не дарил мне эти бесполезные цветы.
— Прости я забыл, я так сюда спешил, что это из головы вылетело.
Дальнейшие разговоры не были столь интересными, что мне лень все это вспоминать. В основном мы разговаривали о политике, о коррупции, о том какие же неграмотные люди восседают в парламенте и власти, об интригах, и о предательствах. Больше всего внимание досталось нашему президенту, они бодро обсуждали сегодняшнее его выступление, анализируя его слова и политику.
— Салазар вижу ты не очень разговорчив. — сказал Виктор заметив мою уклончивую позицию. — Я не разу не услышал твоего мнение. Не одного дурного слова, мы от тебя не услышали, откуда такое безразличие?
— Папа, а ты молодец, я сама хотела ему это сказать. — поддержала Марианна, она улыбалась мне той самой естественной улыбкой, которое появляется на её лице, когда она загоняет жертву в угол.
— Да, почему Салазар ты такой безучастный? — вставил свое слово Мирон.
“Все потому, что я не люблю все эти бессмысленные разговоры, хотел бы я так сказать, но…”
— Как говорил один будущий великий правитель, “Если мы будем искать виноватого, то виноватыми окажемся все мы люди на земле.”
— Не… не понял тебя. — сказал это Мирон.
— Я не из тех людей, кто поддается всеобщему настроению. — ответил я. — Наша страна пережила четыре революции, но некого эффекта это революция не дала. Наша страна по прежнему прозябает в бедности и в невежестве, утопая во лживой надежде. Мы ждем героя спасителя, который спасет нас от бедности, от коррупции, от воровства и несправедливости, от беззакония и преступности, и от безработицы и насилия. Но, герой не придет, мы сами должны спасти нашу страну, а иначе для чего люди придумали демократию? Если мы так и продолжим перекладывать вину и ответственность на других, то в стране ничего не изменится.
— Неплохо сказано. — похвалил меня Виктор.
До меня дошло, что мы говорим только о политике, и о политике, никак не меняя тему разговора.
— Может мы сменим тему? Мы только о политике и говорим, странно, что за все время, мы не на минуту, не перешли с одной темы на другую.
— Так ты заметил? — сказал Виктор. — Марианна нам нашептала, что ее компаньон собираешься баллотироваться в президенты. Нам очень хотелось узнать твои политические взгляды Салазар, поэтому мы старались не менять курс темы.
— Мне самому хочется узнать, какие у меня политические взгляды. — ответил я, и все удивились моему неожиданному ответу. — Я свободный человек, не привязанный к какой-либо идеологии, идеи или философии. Я всегда учитываю вероятность ошибочности моих собственных взглядов на мир, и это мешает мне определится с мировоззрением.
— Учитываешь ошибочность своих взглядом и суждений? В первые такое слышу от человека. — удивился Виктор, все еще переваривая мои слова.
Дальше разговор пошел на житейские темы, в котором я не особо силен. Скука полностью одолевала меня, что я начал мысленно разговаривать сам собой, уходя от реальности, и изредка улавливая суть их разговора.
— Так Марианну предпочитает тихонь? — сказал Мирон.
— Может ему не столь интересно разговаривать с нами. — заступилась за меня Анастасия. — О чем вы обычно с Марианной разговариваете, когда вы остаетесь наедине? — спросила она меня.