Драко не знал, почему она молчала: она была такой многословно раздражающей в своем собственном мире, что заткнуть её было сложнее, чем Пуффендую выиграть кубок школы. Но именно сейчас, вернувшись, она ничего не говорила. Драко всерьёз задумался над тем, чтобы позвать со второго этажа целителя, который проверил бы функциональность её голосовых связок и отделов мозга, ответственных за речь. Конечно, он мог сделать это и сам, но ему все же хотелось, чтобы кто-то другой подтвердил, что с ней всё в порядке.
Решив напоследок зайти к Гермионе, Драко выскользнул из своего кабинета и направился вдоль по коридору. Отделение Януса Тики Уорда было, пожалуй, самым печальным из всех в больнице Святого Мунго. Единственное отделение постоянного проживания. На всех остальных этажах больные, как правило, не лежали больше нескольких дней: целебная магия ставила на ноги даже совершенно безнадёжных пациентов. Но мозг, разум и сознание были столь хрупкими и мало изученными, что отделение, в котором работал Драко, словно всегда было накрыто саваном послевоенной печали.
Люди редко выписывались отсюда, и почти всегда это было чудом. Малфой сам чуть было не стал после войны пациентом этого отделения. Вереница судов, жуткие воспоминания, страх перед новыми нападениями, бесконечная вина — всё это довело его едва ли не до грани сумасшествия. Всё его тело было истощено и безумно болело. Панические атаки не оставляли его, кошмары продолжали преследовать, а постоянный недосып и нежеланные воспоминания заканчивались галлюцинациями.
Последней каплей стала магия, которая начала выходить из-под контроля Драко. Но если с её необузданностью ещё можно было смириться, то с тем, как она постепенно убывала с кончиков его пальцев, никто из его семьи мириться не собирался. Конечно, Нарцисса первым делом обратилась в Святого Мунго, однако… бывшие Пожиратели Смерти сейчас были не в чести.
Нарциссу практически сразу отправили домой, очень чётко указав на то, что больница переполнена героями войны и теми, кто был достойнее и чище, чем изляпанная в грязи семья Малфоев. Тогда мама стала отправлять письма в разные страны, пытаясь найти хотя бы одного целителя, способного помочь ему. Драко в это время высыхал на собственной кровати, раз за разом переживая ужасы войны, сотни раз мечтая сделать другой выбор в каждом из случаев и желая умереть как можно скорее и как можно менее мучительно. Он перестал спускаться вниз к обеду, разговаривать хоть с кем-нибудь, и от вида змей его бешено колотило.
Но, как показала всему магическому миру практика, для Нарциссы Малфой нет абсолютно никаких границ в том, что она может сделать для собственного сына. Поэтому, когда из Тибета ей пришел ответ, она заявилась в комнату к Драко, молча заставила эльфиек собрать его вещи, не ответив ни на один его вопрос, а затем уменьшила и переместила его чемодан в гостиную, вынудив Драко тем самым спуститься вниз. Когда же он наконец это сделал, то застал мать в Малой гостиной, попивающую чай из бесконечно дорогого фарфора. Она смотрела в окно, будто не замечала, как нервно он прохаживается вдоль комнаты.
— Что это значит, мам?
Она могла проигнорировать его. Как любая женщина, она прекрасно владела этим мастерством, однако лишь мягко, без единого шороха поставила кружку на блюдце и улыбнулась Драко его любимой по-матерински тёплой улыбкой.
— Ты уезжаешь, Драко.
— Неужели? И куда же, позволь спросить? Нашла для меня палату в Мунго?
Нарцисса лишь слегка подняла брови, как делала всегда, когда в детстве Драко не проявлял должного уважения к кому-либо.
— Низшую форму остроумия оставь в Мэноре. На Тибете она тебе не пригодится.
— На Ти… где? Да ты шутишь, Мерлин, какой Тибет?! — Драко на секунду показалось, что его галлюцинации наконец высохли и выдохлись, превратившись из кровожадных в откровенно нелепые.
— Не «Мерлин», Драко… Хотя если бы мне понадобилось найти его, чтобы помочь тебе, я бы сделала и это, можешь быть уверен. — Драко неуместно фыркнул, поскольку речь его матери всегда была наполнена самыми несовместимыми оттенками: любовью, иронией, пафосом, беспредельной уверенностью.
Нарцисса поднялась на ноги и двинулась по направлению к нему. Он и забыл, как чудесно пахла его мать — её обожаемыми розами с оттенком чего-то сладкого.
— Ты отправляешься на Тибет, сынок. Там есть ментальный целитель, который готов помочь тебе.
Всё тело Драко мгновенно застыло. Одно дело — хандрить в комнате, а совсем другое — обратиться за помощью, фактически признать себя психом. Как мать могла так поступить с ним?
— Я никуда не поеду, — сказал он, упрямясь, отступив на два шага.
На лице матери не дрогнул ни единый мускул. Откровенно говоря, Драко бесконечно любил и уважал ее, но было в ней что-то такое, некий жесткий стержень, который заставлял трепетать в ее присутствии даже самых влиятельных и темных личностей. Недаром Волдеморт не поставил ей метку. Удивительно, как Драко вообще получил свою — ведь мать была категорически против, — однако тогда сыграла свою роль ошибка его отца в Отделе Тайн.
Тем не менее, что-то в жизни редко шло не по планам Нарциссы Малфой. Влиятельная, умная и осторожная, она была не только в разы сильнее собственного мужа, но и являлась гораздо более опасным противником, чем он. Впрочем, власть не интересовала матриарха влиятельнейшей магической семьи. Лишь благополучие родных всегда заботило её, делая её сына главным приоритетом в жизни.
Магический мир убедился в этом, когда в Запретном лесу Нарцисса солгала в глаза Тёмному Лорду, прекрасно понимая, что перекраивает ход войны в пользу Гарри Поттера.
Вот и сейчас она стояла перед Драко с невозмутимым выражением лица, вызывая у него легкий страх, ведь его мать, в отличие от отца, не проигрывала почти никогда.
— Ты должен поехать. Я не могу больше слышать твои крики, Драко.
Дело было в его криках? Серьезно? В криках? Не в том, что от него не осталось ничего от тщеславного ублюдка из прошлого?
— Так нанеси заглушающее! — прикрикнул Драко, явно на эмоциях от сдающих нервов.
— Не могу, моя магия не так сильна, — слукавила его мать, прирожденная дуэлянтка не хуже его тетушки.
Драко передернуло.
— Так попроси… не знаю… эльфов?! Мне нельзя пользоваться палочкой еще три года!
— У эльфов много работы, — Нарцисса хитро улыбнулась, как бы показывая, что она может бесконечно долго вести этот бессмысленный диалог, уже переходивший в сюр. И они оба это понимали.
Вдруг в лице его матери что-то смягчилось, и она мягко подплыла к нему и прислонила ладони к его щекам.
— Сын… Мой сын, я вижу, что война сделала с нами, что она сделала с тобой. Ты всё, что у меня когда-либо было, всё, ради чего я боролась и ради чего живу сейчас. Я не хочу думать, что не справилась, я не могу слышать твои крики и видеть, как ты угасаешь, Драко. Сделай это ради меня.
Конечно же он согласился. Его мать редко показывала эмоции и почти никогда его ни о чем не просила.
Поэтому спустя четыре часа Драко Малфой прикоснулся к международному портключу и трансгрессировал на другой край планеты, не зная, что обретет там не только себя, но и учителя, внутренний покой и цель в жизни.
***
Когда Рональд Уизли зашел в палату к Гермионе, она еще спала. Драко напряженно ждал её пробуждения, поскольку понятия не имел, как она отреагирует на гостя. Уизли, как обычно, поставил стул ближе к Гермионе, открыл голубую занавеску пошире и, устроившись рядом с кроватью, тихо пробормотал:
— Привет, Гермиона. Это Рон.
Драко едва удержался, чтобы не фыркнуть из-за угла палаты. Если Гермиона вспомнит, кто такой Рональд Уизли, то имя его ей явно не понадобится. А если не вспомнит, то оно ничего не даст. Однако рыжий начинал так каждый диалог — который был, на самом деле, монологом — с ней.