— Я…
— Все в порядке. — Его голос успокаивающим деревом касается моей кожи. — Ты можешь это принять, милая.
И, может быть, это потому, что он все еще вызывает приступы удовольствия своим ртом, или, может быть, потому, что я не хочу разочаровывать его, что я и делаю.
Тепло разливается искрами, когда моя сердцевина медленно растягивается вокруг второго пальца, накапливаясь внутри меня, как в скороварке.
— Посмотри на себя, — напевает он. — Ты такая хорошая девочка для меня.
Это не первый раз, когда он хвалит меня, это даже не первый раз, когда он использует эту конкретную похвалу, но мое тело, кажется, особенно отзывчиво на нее сегодня вечером.
Тепло продолжает разливаться внизу моего живота.
Его пальцы на ощупь такие чертовски приятные, а его рот такой чертовски приятный, и я хочу быть хорошей для него. Я хочу, я хочу, я хочу…
Я извергаюсь от удовольствия во второй раз, более чувствительного, чем когда-либо, более интенсивного, чем когда-либо.
Иисус, блядь, Христос.
Адриан сдвигается, убирая пальцы и рот, и я почти уверена, что от его вида у меня перехватывает дыхание.
Такой красивый.
Благодаря мне его кудри растрепались, губы распухли, и вся нижняя половина лица блестит от, ну, меня.
Но он улыбается с довольным блеском хищника, который только что поймал и съел свою добычу, а затем, как будто изображение недостаточно эротично, он облизывает дочиста пальцы.
Тепло возвращается к моей нижней части живота.
— Думаю, я мог бы провести весь свой день у тебя между ног, милая, — растягивает он слова.
Ты должен, шепчет какая-то часть меня, но я слишком затаила дыхание, чтобы делать что-либо, кроме хныканья.
Его взгляд скользит по моему, по тому, как я задыхаюсь, хотя я ни черта не делала, кроме того, что лежала здесь и позволяла ему вызывать у меня один оргазм за другим, и его улыбка становится шире.
— Может быть, я так и сделаю, — размышляет он. — Завтра. Хотя сегодня вечером…
Трепет предвкушения пробегает по моему позвоночнику.
Он откидывается на колени, тянется к молнии своих брюк, и в нем просыпается новое желание.
— Подожди, — говорю я. — Позволь мне.
Мои конечности все еще дрожат, но мне удается сесть и расположить ноги по обе стороны от него. Я не совсем у него на коленях, но достаточно близко, чтобы наклониться и расстегнуть его молнию.
Не говоря ни слова, он спускает штаны и…
О.
О.
Я не уверена, чего я ожидаю, но это не это.
Несмотря на его рост, свободно выпрыгивающий член все еще выглядит пропорционально массивным — длинным и тонким, но не слишком тощим.
И хорошеньким.
У него красивый член, и это позор, потому что я не думаю, что он поместится внутри меня. Я не уверена, что в моем теле есть хоть одна щель, в которую он мог бы влезть.
Тревога несколько затуманивает мое желание.
— Э-э… я не уверена, что…
— Ты можешь его принять. — И снова его тон понизился до низкого, успокаивающего, как у сирены, которая мягко ведет меня к моей смерти.
Я смотрю на него снизу вверх широко раскрытыми глазами.
— Я почувствовала растяжение двумя пальцами, и это…
Это определенно не больше двух пальцев.
— Отлично подойдет, — заверяет он меня. — Знаешь, откуда я это знаю, милая? — Одна из его больших рук обхватывает мою щеку.
Я качаю головой.
— Потому что ты моя. — Все его лицо смягчается, глаза похожи на тлеющие угли. — Большинство людей никогда бы не выдержали тяжести моей тьмы. Это поглотило бы их еще до того, как у них появился бы шанс сбежать. Но ты… — Он наклоняется вперед, прижимаясь своим лбом к моему. — Ты берешь все, что я даю тебе, милая. Ты принимаешь все это и не ломаешься. Ты даже не дрогнешь. Ты противостоишь мне так, как никто другой никогда не мог. Вот почему я знаю, что ты моя. Мы созданы друг для друга.
Я дрожу.
— И если ты создана для меня… — Он осыпает поцелуями линию моего подбородка. — Тогда ты тоже создана для этой части меня. — Его рука ложится на мое плечо, толкая меня обратно на простыни. — Я не сломаю тебя, милая. Не так. И если я это сделаю… — Еще один поцелуй, на этот раз в уголок моих губ. — Я потрачу всю свою жизнь на то, чтобы собрать тебя воедино.
Во мне нарастают эмоции — но это не страх.
Любой страх, который у меня мог быть, улетучивается при виде его вот так, нависающего надо мной, выставляя напоказ каждый дюйм его мощного тела.