Он откусывает еще кусочек яблока и небрежно пожимает плечами.
— Вот именно. Так что не давай мне повода передумать.
Как утешительно, хочу сказать я, но не делаю этого. Никто не знает, сколько саркастических колкостей я успею отпустить, прежде чем он передумает. Он непредсказуем. Динамитная шашка, готовая взорваться в любой момент.
— Ты все еще рисуешь?
— Что? — Вопрос настолько неожиданный, что серебряная вилка, которую я держала как оружие, выскальзывает у меня из рук.
— Ты заняла второе место на окружном конкурсе рисунков в шестом классе, — объясняет он, а затем наклоняется ближе, как будто раскрывает мне секрет. — Но только между нами, да? Твой был лучшим. Должен был стать первым.
У меня пересохло в горле.
— Откуда ты это знаешь?
Я не вспоминала об этом художественном конкурсе или графитовом натюрморте, который принес мне блестящую голубую ленту за второе место, ну, с шестого класса.
— Я говорил тебе в пятницу. Ты — самое интересное существо в кампусе, — легко отвечает он. — Итак, я провел свое исследование. Я хотел узнать о тебе побольше.
— Ты хотел знать, насколько я опасна, — поправляю я.
Смешное. Мы проводили наши выходные одинаково.
Я вижу блеск зубов, когда он улыбается.
— Ну, это само собой разумеется.
Ему не нужно говорить мне, какие выводы он сделал из своего исследования — каким бы обширным оно ни было, — потому что мы оба знаем, что я не представляю угрозы.
В моем распоряжении нет ни денег, ни связей, ни ресурсов.
Черт, у меня даже нет друзей, которым я могла бы довериться.
Если он знает о каком-то случайном художественном конкурсе, который состоялся много лет назад, что еще он знает?
Мог ли он знать, что я…
Нет.
Моя кровь превращается в лед.
Нет, это невозможно.
Тем не менее, я вглядываюсь в его лицо в поисках каких-либо признаков обратного.
— Ты не ответила на мой вопрос. Ты все еще рисуешь? В твоем расписании в этом году нет занятий по искусству.
Я не уверена, почему мне кажется, что я выдаю какой-то глубокий, мрачный секрет, когда я киваю и говорю:
— Да. У меня просто не было времени в моем расписании.
— Хорошо. Я хочу посмотреть на твои работы.
У меня вырывается недоверчивый смешок.
— Что?
Из всего, что я ожидала услышать из его уст, эта просьба была совсем не такой.
Он просто моргает, глядя на меня.
— Я хочу увидеть твои работы.
— Почему? — Спрашиваю я, хотя хочу сказать следующее: пару ночей назад я была уверена, что ты собираешься убить меня, а теперь ты просишь показать мои работы. Как будто мы друзья. Как будто я когда-нибудь добровольно войду в комнату и снова останусь с тобой наедине.
— Потому что мне любопытно, — отвечает он. — Ты рылась в моих личных вещах. Разве у меня нет такой же привилегии? — Он говорит это небрежно, но в его тоне есть резкость, которая заставляет меня колебаться, говоря "нет".
— У меня альбома с собой нет, — неуверенно отвечаю я. — И это… это не из тех вещей, которые я показываю людям.
Эта последняя часть — не оправдание. Я не могу вспомнить, когда в последний раз доставала свой альбом для рисования и позволяла кому-то, кроме мисс Хэнсон, листать страницы, и у меня нет ни малейшего желания начинать с Адриана Эллиса.
— Ну, это не совсем правда. Ты показала это всему округу в шестом классе. Даже была вознаграждена за это.
— Это было давно, — заикаясь, говорю я. — Больше нет. Я никому больше не показываю.
— Почему? Ты рисуешь порнографию? Экспериментируешь с обнаженной фигурой?
Мое лицо вспыхивает.
— Что? Нет. Я просто не люблю выставлять напоказ свое искусство.
— Знаешь, из меня вышла бы отличная модель. Я могу сидеть совершенно неподвижно. — Он откусывает еще кусочек яблока и подмигивает мне. — И я не стесняюсь. Ты можешь одеть меня так, как хочешь. Все, чего требует твое художественное видение.
Я безмолвно открываю рот.
Он… флиртует со мной?
Если бы это было в любом другом контексте, с любым другим мужчиной, я бы предположила, что да.
Но он смотрит на меня так же, как в пятницу вечером — с любопытством. И я не думаю, что это имеет какое-то отношение к сексу.
Я думаю, ему интересно узнать обо мне.
Он подталкивает меня посмотреть, как я отреагирую, стану ли я взволнованной и свекольно-красной или наброшусь со злостью.