Я продолжаю проигрывать панику на его лице. Если бы я мог повернуть время вспять и насладиться его ужасом еще немного, я бы это сделал. Я думаю, что, возможно, это самое большое удовольствие, которое я получил от его присутствия за последние годы.
И это почти оправдывает все это испытание.
Моя лодыжка онемела давным-давно, хотя всякий раз, когда я двигаю ногой, она все еще вызывает стреляющую боль. Я сказал маме, что в цепочке нет необходимости, но после инцидента с отцом, полагаю, я не могу винить ее за беспокойство.
Однако она почти полчаса спорила с ним о том, действительно ли необходим поход в подвал. Даже сейчас она говорит ему, что моя четверка с плюсом за работу по "Грозовому перевалу" — результат моих проблем со сном в последнее время, а не признак того, что я начинаю лениться выполнять школьные задания.
Я хотел бы сказать, что ценю, что она встала на мою защиту, но знаю, что это не продиктовано каким-либо материнским инстинктом или чувством вины.
Она делает это, потому что чувствует те же перемены, что и Отец. Она знает, что я становлюсь старше, и однажды, она больше не сможет контролировать меня.
Никто этого не сделает.
Срань господня.
В моей голове крутится бесконечный список вопросов. Был ли прав владелец дневника? Был ли это его последний поход в подвал, или ему просто не хватило места для записи будущих?
И, что более важно, почему у Адриана это есть?
Он не похож на дневник Микки, описывающий повседневную рутину выпускного класса.
Это изображение жестокого обращения. Невинный ребенок, запертый в темноте, его нога скована до крови, вероятно, со шрамами…
О Боже мой.
— Я вижу, рыться в моих вещах — это твоя привычка, — холодный голос разносится по комнате, и я роняю дневник Адриана, — как будто он сделан из азотной кислоты.
Тело напрягается, сердце бешено колотится, я поворачиваюсь к нему лицом и говорю:
— Адриан. — Как будто это не я стою здесь, живое воплощение оленя в свете фар, и мне нечего добавить. — Я могу…
Объяснить.
Это слово замирает у меня на губах в тот момент, когда я вижу его лицо.
Потому что гнев Адриана не слышен — его ощущают.
Это в напряжении его плеч. В твердости его челюсти. В сужении его глаз. Он прислоняется к дверному косяку, небрежно скрестив руки, но от него исходит столько ледяной ярости, что, клянусь, температура в комнате падает на десять градусов.
Я в полной заднице.
— Тебе понравилось? — Внезапно спрашивает он, каждое слово отрывистое и острое, как нож.
— Что? — Мое сердце грохочет в ушах.
— Ты прочитала, — говорит он и мотает головой в сторону журнала, раскрытого на полу. — Тебе понравилось?
Я энергично качаю головой.
— Я не знала. Я просто… я имею в виду, да, я вынюхивала, но я бы никогда не прочитала это, зная, что это твое.
— Но ты это сделала. — Он произносит это мягко, но в нем столько же резкости, сколько во всем остальном.
— Да, и я хотела бы, чтобы…
— Ты знаешь, что я сделал с последним человеком, который читал мой дневник?
Должно быть, он видит ужас в моих глазах, потому что продолжает так же тихо:
— Хранить это в ящике стола — недавняя разработка, ты же знаешь. Раньше я держал дневник на книжной полке вместе со всем остальным, но однажды Микки Мейбл наткнулся на него. — Мышца на его челюсти напрягается. — Он позаимствовал несколько моих книг для урока естествознания и якобы случайно забрал их домой. Когда он открыл его, то подумал, что это его дневник — по крайней мере, так он мне сказал. И действительно, я могу признать, что они действительно похожи. — Он выжидающе смотрит на меня. — Ты так не думаешь, Поппи?
— Да. — Мой голос тих. Тоненький.
— Но действительно ли это случайность, если ты продолжаешь читать то, что, как ты знаешь, тебе не принадлежит? — Еще один выжидающий взгляд.
— Нет. — Мои руки дрожат, поэтому я засовываю их в карманы.
— Ну, посмотри на это. Мы кое в чем согласны, — говорит он. — Не то чтобы это имело значение. У тебя еще меньше шансов устоять на ногах, чем у Микки, потому что ты не случайно стащила его с моей книжной полки. Ты рыласьв моем столе. Ты искала что-то, что было спрятать.
Паника угрожает охватить меня, потому что я знаю, мы оба знаем, что эта ситуация уже вышла из-под моего контроля.