— Поппи.
Я поворачиваюсь, мой желудок проваливается до самых половиц, когда я сталкиваюсь лицом к лицу с ухмыляющимся Адрианом. Мой взгляд мечется между ним и вереницей флористов, буксирующих садовые розы. В комнате повисает мертвая тишина, когда я спрашиваю:
— Что происходит?
Ухмылка Адриана становится еще шире.
— Я хочу пригласить тебя на бал в честь Святого Бенедикта. Ты пойдешь со мной, Поппи?
Что за черт?
Второй раз за это утро я жду, что зал разразится хриплым смехом, когда кто-нибудь скажет, что это розыгрыш, придуманный за мой счет.
Но стоит мне оглядеть комнату, и я вижу, что никто не смеется. Большинство из них смотрят на нас — на меня — с чувством, с которым я хорошо познакомилась в Лайонсвуде: жгучей завистью.
И они завидуют мне.
Хорошо, — моя первая мысль, когда мой взгляд перебегает с одного голодного лица на другое. Я становлюсь выше. Теперь ты знаешь, каково это.
Пока мой взгляд не останавливается на Фрэдди, чье опустошение отрезвляет.
Я поворачиваюсь к Адриану и бормочу:
— Какого хрена ты делаешь? — Флористы все еще стоят там с охапками роз и ждут.
Все ждут.
Адриан подходит ближе и берет мою руку в свою, его пожатие обманчиво нежное.
— Потому что я вижу тебя сейчас, — выдыхает он так тихо, что я знаю, что я единственная, кто слышит. — Так что скажи ”да", или я устрою такую сцену, что вся эта комната будет умолять о твоем исключении еще до конца дня.
Я в ужасе смотрю на него снизу вверх.
Он весь расплывается в улыбке, но его глаза говорят мне, что он верит каждому слову.
Поэтому я говорю "да".
Как только подготовка к поступлению в колледж заканчивается, я тащу Адриана в ближайший пустой класс и шиплю:
— Хорошо. Серьезно. Что, черт возьми, это было?
И для человека, который только что принудил меня к свиданию с помощью тщательно продуманной публичной демонстрации, он выглядит совершенно беззаботным, когда прислоняется к одному из громоздких деревянных столов, засунув руки в карманы.
Более чем беззаботный, он выглядит самодовольным. Победоносным. Торжествующий.
— Ну, если тебе нужно, чтобы я произнес это по буквам… — Его ухмылка становится шире, и я думаю, что, возможно, действительно ненавижу его. — Это было приглашение на бал в честь Святого Бенедикта.
Я никогда не была особенно склонна к физическому насилию, но у меня возникает внезапное желание врезать кулаком в его острый подбородок и посмотреть, сотрет ли это ухмылку с его лица.
Боясь, что этот импульс может взять надо мной верх, я опускаю взгляд на деревянную доску и делаю несколько глубоких вдохов.
— Да, эту часть я поняла. Почему?
Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что он пожимает плечами.
— Потому что я хочу пригласить тебя на танцы.
— В качестве одолжения, — поправляю я. — Что ты очень ясно дал понять сегодня утром, и точно так же, как я дала понять, что не нуждаюсь в твоих одолжениях. Так что не совсем уверена, как мы перешли от этого к тому, что только что произошло в классе.
Он не отвечает, и когда я снова встречаюсь с ним взглядом, его лицо удручающе непроницаемо.
Я потираю переносицу. Еще один глубокий вдох.
— Боже, ты иногда так разочаровываешь.
— Это забавно. Я мог бы сказать то же самое о тебе. — Звук его смешка, низкого и насыщенного, как расплавленный шоколад, отрывает мой взгляд от пола.
Потому что он смотрит на меня.
Ну, смотреть — неподходящее слово для того, что он делает. Он пялится на меня, и делает это точно так же, как половина команды по лакроссу пялится на голые ноги Софи на высоких каблуках — с совершенно бесстыдным очарованием.
Нет никакой утонченности, когда он впитывает меня, его взгляд задерживается на моих бедрах, изгибе бедер, выпуклости груди — а затем прямо на румянце, который начинает подниматься вверх по моей шее.
Я понятия не имею, что такого сделала, чтобы заслужить такой взгляд, но я внезапно чувствую себя совершенно обнаженной.
— Адриан? — Его имя звучит так же неуверенно, как и ощущается в этот момент.
Он моргает, как будто вспоминая, что мы должны вести беседу, и выражение его лица проясняется.
— Ты была права.
— Права в чем? — Я прочищаю горло, щеки все еще горят. Я вступила в этот разговор разгоряченная, и ему удалось вывести меня из себя всего лишь взглядом.