— А если я скажу тебе, что мне не нужен плохой парень? — У меня сжимается горло от этого вопроса.
Его улыбка не дрогнула.
— Тогда я бы сказал тебе, что ты лжешь.
Я качаю головой.
— Ты не…
— Знаешь, ты могла бы что-нибудь сказать, — вмешивается он. — Несмотря на весь твой праведный гнев, ты, похоже, могла бы что-нибудь сказать. Но ты этого не сделала.
— Что?
— Когда все стояли там, — объясняет он, — И декан задавал мне вопросы, ты могла бы что-нибудь сказать. Ты могла бы вмешаться в любой момент и сказать им, что я лгу, но ты этого не сделала. Ты не сказала ни слова. Почему?
Я открываю рот.
А потом я закрываю его.
Потому что он прав. Я могла бы что-нибудь сказать. Я могла бы встать на защиту Фрэдди — или, по крайней мере, опровергнуть ложь Адриана об алкоголе.
— Я была в шоке. Я только что смотрела, как ты сломал нос Фрэдди, — заикаясь, говорю я. — И ты бы все равно исказил мои слова.
Его идеально белые зубы сверкают на свету.
— Может, и так. Но ты даже не попыталась.
Я не попыталась.
Почему я не попыталась?
Это не я лежала на полу с сильно разбитой челюстью.
— Знаешь, что я думаю?
Я сглатываю.
— Что?
Он наклоняется, его губы скользят по мочке моего уха.
— Думаю, тебе это понравилось.
Мне некуда деваться, но я все равно отступаю.
— Что? Ты мог убить его. Какой-то части меня это не нравилось.
Похоже, мое отрицание его даже отдаленно не убедило.
— Правда?
— Да. Правда, — огрызаюсь я. — Ты можешь обойтись без ненужного насилия. Я — нет.
Его темные глаза впились в мои.
— Может, это и не насилие само по себе… но я думаю, тебе нравится видеть, как далеко я зайду. — Он убирает выбившуюся прядь волос с моего лица. — Насколько грязным я готов стать. Ради тебя.
Внезапно я остро ощущаю биение своего сердца, пульсирующее за глазами.
— Нет, это не… — Я качаю головой. — Ты пытаешься что-то спроецировать на меня.
Его глаза нехарактерно мягкие, но голос тверд как сталь.
— Ты же знаешь, я бы продолжал, если бы рядом не было никого, кто мог бы прекратить драку, верно? Может быть, я бы убил его. Или просто избил бы до полусмерти. И я бы сделал это для тебя. — Его рука почти до боли сжимает мою челюсть, глаза сверкают. — Только ради тебя. За то единственное преступление, что ты подумала, что у него был шанс с тобой. Не говори мне, что такая преданность тебя не интересует.
У меня нет объяснения невыносимой волне жара, которая пронзает низ моего живота при его словах.
Это слишком. Это уже слишком. Мне это не нравится. Мне не может это нравиться. Какого человека заводит то, что произошло сегодня вечером?
— Ты ошибаешься, — это все, что я могу выдавить из себя, каждое слово настолько напряженное, насколько я чувствую себя в этот момент.
— Правда? — Другая его рука скользит под мое платье и вверх по гладкой коже бедра.
И опускается прямо мне в трусики.
У меня перехватывает дыхание.
Он собирается…
Два пальца дразняще скользят по моим складочкам, но, к моему удивлению, этим дело и ограничивается. Его рука выскальзывает из моего нижнего белья так же быстро, как и скользнула внутрь, но на этот раз она покрыта мной.
Я краснею. Я не ожидала, что он будет проверять на наличие улик, но это именно то, что есть: свидетельство того, что какая — то часть меня — может быть, подсознательная, а может быть, только физическая — привлечена этим видом темной, извращенной токсичности.
Он сует пальцы в рот с бесстыдной улыбкой, а затем растягивает слова:
— Точно. Я проецирую.
Я ненавижу то, что даже это зажигает что-то во мне.
Это такой пиздец.
— Здесь нечего стыдиться, милая, — бормочет он. — Этой части тебя.…это только подтверждает то, что я понял ранее на этой неделе.
Что мы идеальны вместе, подсказывает мой мозг. Я не нуждаюсь в напоминании о разговоре, который у нас состоялся после приглашения на бал в честь Святого Бенедикта.
Но это кажется полной противоположностью совершенству, и хуже всего то, что чем дольше мы стоим здесь и разговариваем, я не могу понять, пытается ли он превратить меня в то, чем я не являюсь, или просто вытаскивает на свет темные, захудалые части меня, которые годами не видели дневного света.
— Возможно, тебе все еще потребуется некоторое время, чтобы смириться с этим, — продолжает он, его голос становится резче. — Но после сегодняшнего вечера ты будешь держаться подальше от Фрэдди Рука.