После мытья посуды я перехожу к уборке пылесосом.
Затем вытереть пыль.
К тому времени, как я начинаю стирать, еще одно требование Рика прорывается сквозь легкую музыку, гудящую у меня в ушах.
— Поппи! — Орет Рик из гаража. — Мне нужно еще два пива!
Я вздыхаю, захлопываю дверцу холодильника и топаю к сараю.
— Еще даже не два часа дня.
Нависая над спасенным грязным мотоциклом, покрытым коррозией, Рик хмуро смотрит на меня в полутемном, тесном пространстве.
— Не говори о моем пьянстве, милочка. — Он выжидающе протягивает руку. — Дай их сюда.
Когда я оставляю банки, он поворачивается к заднему выходу из сарая и насвистывает.
— Эй, Йен! Возьми одну с собой!
Мгновение спустя лохматая голова с грязными светлыми волосами просовывается в отверстие, и я чувствую, как у меня сводит живот.
Что за хуйня?
Йен Кризи, по крайней мере, на три-четыре дюйма выше, чем я помню.
Инстинктивно я делаю шаг назад, но Йен даже не удостаивает меня взглядом, забирает у Рика канистру и исчезает обратно через выход, вскоре после чего раздается пронзительный вой двигателя мотоцикла.
Срань господня.
Срань господня.
Срань господня.
Только когда я перестаю слышать грохот мотоцикла по гравийной дорожке, мне кажется, что я снова могу дышать.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — Рик ворчит после особенно большого глотка пива.
Я сглатываю, и мне удается достаточно долго сохранять дар речи, чтобы спросить:
— Почему Йен Кризи в нашем гараже?
— В моем гараже, — ворчит он. — И он помогает мне с мотоциклом. — Он небрежным жестом указывает на внедорожник, стоящий в центре гаража, прежде чем повернуться и переставить инструменты на верстаке.
Я смотрю на покрытый пятнами пота затылок Рика.
— Как долго?
— Пару месяцев.
— Как часто он здесь бывает?
— Несколько раз в неделю.
— Почему он?
При этих словах Рик останавливается и снова смотрит на меня, с подозрением прищурившись.
— Почему ты задаешь так много чертовых вопросов?
Я резко вдыхаю. Не так часто мне нужно, ну, что-нибудь от Рика, что делает ситуацию еще более неприятной.
— Он спрашивал обо мне? Ты говорил обо мне? Просто скажи мне это.
Рик, должно быть, слышит панику в моем голосе, потому что приподнимает густую бровь.
— Какого черта мы должны говорить о тебе, детка?
Я оцениваю Рика в течение нескольких долгих, затянувшихся мгновений, выискивая на его лице какой-либо обман или злой умысел, но он выглядит только раздраженным моим ответом на вопросы, а не двуличным.
Я качаю головой и бормочу:
— Неважно. Я поговорю с мамой.
Прежде чем Рик успевает задать мне вопрос, я бегу обратно в дом и запираюсь в своей комнате.
Срань господня.
Святой.
Черт.
Мне требуется по меньшей мере две минуты, чтобы усмирить скачущие мысли в моей голове, и даже тогда я знаю, что мне пиздец.
Из-за всего того, к чему, как я думала, я возвращаюсь домой, мальчик, чью жизнь я разрушила, не является одним из них.
Глава двадцать пятая
В доме больше не чувствуешь себя в безопасности из-за того, что поблизости может ошиваться Йен Кризи, вот почему я не выхожу из своей комнаты, пока не слышу, как открывается сетчатая дверь и по кухонному полу шуршат мягкие стоптанные кроссовки.
Мамочка.
— Поппи. — Она заключает меня в объятия, и даже восемь часов использования масла для жарки и жира от бекона не могут полностью заглушить аромат ее ванильных духов, которыми она пользуется, потому что они нравятся Рику. — У тебя получилось.
— В целости и сохранности.
Она отстраняется и убирает волосы с моего лица, из нее вырывается тихий смешок.
— О, посмотри на это! У тебя появляются морщины.
— Морщины?
Она хлопает меня по лбу.
— Ну, если ты и дальше будешь так морщиться, ты только сделаешь хуже.
— Мне восемнадцать, мама. Не думаю, что у меня есть морщинки, — парирую я, но мне все равно приходится подавлять инстинктивное желание броситься в ванную и посмотреть, права ли она.
Прошла минута, а она уже нашла, что критиковать.
Она пожимает плечами в ответ, но ее губы растягиваются в веселой улыбке — такой, какая, кажется, появляется у нее всегда, когда она знает, что задела меня за живое.
— Эй, это не моя вина, милая. Ты можешь поблагодарить за это своего отца. У тебя определенно его кожа.