— Мне не жаль солнечных дней, которых я не увижу. Мне не жаль приятного ветерка, которого я никогда не почувствую. Мне жаль, что я больше никогда не смогу посмотреть в твои глаза, — искренне улыбнулась девушка, после чего её глаза полностью заплыли кровью. — Мне… мне искренне жаль, я больше никогда не вижу тебя, и не смогу наблюдать за тем, как… как ты становишься… счастливым…
И она умерла. Прямо на его руках. На горе, которую повсюду окружало кровавое пламя. Под багровыми небесами, сверкающими красными молниями. Умерла, но в руках того, кого безмерно любила при жизни. Она его ни в чём не винила, ведь нельзя обвинять человека, который благородно и честно не может принять не взаимные чувства. Он был искренен с ней, и за это она его обожала, выделяя на фоне других ярким, слепящим глаза, прожектором.
Но этого больше никогда не будет.
Потому что её больше никогда не будет.
— Прости меня… — прошептал парень, прижимая мёртвое тело к своей груди. — Прости меня… прости меня…
Самый страшный момент, который он желал забыть всем сердцем и душой. Самое ужасное, что произошло в его жизни. Кошмар, убивший в нём всё, что держалось до последнего, дабы жить. Ужас, который стал причиной для ненависти к самому себе. Всё, чего он хотел — это забыть! Стереть себе память, раскрошить голову — что угодно, лишь бы навсегда убрать из сознания эту ужасную картину.
Пусть будет человек, потерявший память…
Чем монстр, уничтоживший свою любовь…
Своими руками.
Маленькая Элли стояла и плакала, утирая влажные глазки маленькими кулачками. Хог слабо посмотрел на неё, однако не сразу сумел пошевелиться, так как мешали унитаз и оконная стенка, стиснувшие его в своих «объятиях». Лёгкий, строгий пиджачок с белой рубашкой под ним, красный галстук, юбка и коричневые башмачки. Видно, попала под холодный дождь, раз она дрожит.
— Почему… почему ты… плачешь? — слабо спросил Хог.
— Потому что меня… никто не любит! — рыдая, ответила плачущая маленькая Элли. — В этом мире не существует искренности! Все люди лгут друг другу, обманывают и предают ради наживы. Всё, чего я хочу, никогда не сбудется. И… я… ненастоящая! — плакала маленькая девочка. — Я верю в то, чего не существует. Я никому… хнык-хнык… никому не нужна…
Беззащитная, маленькая девочка Элли, рождённая в обществе, где нет таких чувств, как любовь, поддержка и тепло родных. Девочка, которой хотелось бы почувствовать себя защищённой и любимой. Элли, которой поневоле пришлось очень рано стать взрослой. Мудрая и умная не по годам, но брошенная на улицу под холодный дождь, как ненужная собачонка, которую не любит хозяин. Ведь пока красива, любить будут. А когда красота исчезает, пропадает и любовь…
Хогу стало искренне обидно за маленькую Элли. Выпустив слезу, парень поднялся и пьяной походкой двинулся к синевласке. Затем привстал на одно колено и обнял девочку, после чего прижал к себе, поглаживая её грубой ладонью по затылку.
— Ты мне нужна! Я никогда не буду обманывать тебя и никогда не предам. Я докажу тебе, что в этом мире есть искренность, и что ты сделала правильный выбор. Клянусь, я сделаю всё, чтобы все твои желания и мечты сбылись. Пожалуйста, Элли! Позволь мне…
Полюбить тебя!
— Эй, Вы там уснули, что ли? Э, алло! Мне в туалет нужно. Открывайте!
Тук-тук!
7. Стучались в дверь? Возможно и стучались, вот только Хог услышал совершенно другой стук. Прежде юноша никогда подобного не слышал. За окном показался рассвет, и первый лучик солнца проник в окно, после чего упал на глаза Лимита. Первый лимитериец тихо выдохнул. Затем поднялся из угла и подошёл к умывальнику, чтобы помыть руки. Потом прижал мокрую ладонь к лицу и смахнул с глаз слёзы. Из зеркала на него смотрел Хог Лимит — человек, фиолетово-зелёный взгляд которого наполнился жизнью и желанием продолжать развиваться. Человек, в чьих глазах желания и азарта было гораздо больше, чем когда-либо.
Человек, чьё сердце стучало неистово, как барабан музыканта.
Он отошёл от умывальника и открыл дверь, после чего вышел, проходя мимо какой-то девушки. За окнами становилось всё светлее и светлее; поезд уже прибыл на Казанский вокзал и остановился. Трудно сказать, спал юноша или нет. В какой-то момент Хог потерял связь с реальным миром, как будто умер, а затем возродился, но уже с каким-то другим ощущением в груди. Нет, ему не больно! Дышать стало очень легко, а тяжесть, до сего момента тянувшая его вниз холодным камнем, в один момент исчезла.
Хог проходил по вагонам и смотрел, как из комнат выходят люди, на лицах которых были улыбки. Все благополучно добрались до Москвы. Все приехали в мир, где царят гармония, понимание и искренность. В мир, где люди хотят научиться жить. В мир, в котором все любят Его…
В мир, в котором Он любит Всех!
Хог подходил до нужной ему двери. Лимитерийское сердце стучало и прыгало в груди от какого-то приятного ощущения, и никакое волнение не заставляло юношу сбавлять шаг. Кошачьи глаза внимательно следили за дверью в ожидании, что она откроется. Однако когда Хог подошёл к двери, а затем открыл её, то понял, что внутри никого нет. Койки были пустыми, и лишь аромат духов говорил о том, что Элли была здесь несколько секунд назад. Лишь на столе остались альбом с фломастерами, а на бумаге было что-то написано. Хог медленно подошёл к нему и внимательно посмотрел на листок. Точнее, на то, что там было написано.
Жду тебя снаружи, Хог!
Прости меня за то, что я причинила тебе боль. Просто знай, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Помни: ты ни в чём передо мной не виноват. Это тебе решать, с кем ты будешь строить свою личную жизнь. Прости меня, пожалуйста!
Искренне, твоя…
Элли!
— И даже сейчас, не сделав мне ничего плохого, ты продолжаешь извиняться, — прошептал Хог, после чего улыбнулся самой доброй и мягкой улыбкой. — Вот глупенькая! Я и не обижался на тебя.
Лимит развернулся и медленно покинул комнату, после чего проследовал по коридору дальше.
В следующем вагоне было пусто, но Хог и не обращал на приоткрытые комнаты никакого внимания. Затем добрался до конца и обошёл проводницу, спрыгивая на платформу. Людей было много; рассвет медленно появлялся в Москве, освещая верхушки небоскрёбов яркими лучиками Солнца. Какой же здесь прекрасный, прохладный и ласковый ветерок. Хог на секунду закрыл глаза и с наслаждением вдохнул освежающий воздух, отчего на душе стало ещё легче, чем раньше.
Этот мир такой чудесный, но раньше первый лимитериец не замечал этого. Серые улицы, обычные дома и светлое небо никогда не казались ему какими-то волшебными. И даже проходящие мимо него люди никогда не напоминали юноше жителей какого-то сказочного мирка, где красок больше, чем бесцветных пятен.
А потом Хог открыл глаза и упёр кошачий взгляд в правую сторону, откуда к нему приближалась… она. Лишь поймав на себе взор первого лимитерийца, Элли от неожиданности остановилась, после чего улыбнулась ему. По глазам было видно, что она чувствует себя дико виноватой после разговора в поезде, и хочет извиниться ещё раз. И сделала первый шаг, чтобы подойти к юноше. Затем второй. Потом третий. Четвёртый. Пятый. Шестой. Седьмой. Восьмой. Девятый…
На десятом шагу Хог резко вытянул ладонь, приказывая Элли остановиться. Десять шагов — как много смысла в этих словах. Десять шагов должен сделать каждый из них, чтобы никто потом не совершил ошибочный одиннадцатый, а затем двенадцатый, тринадцатый и так далее, следуя в ту сторону, в которой никого нет.
— Хог, ты прости меня, пожалуйста! — виновато промолвила Элли, краснея и уводя взгляд от чувства вины. — Я правда не хотела, чтобы так всё вышло. Впредь обещаю, что больше не буду тебе напоминать об этом.
Хог посмотрел на неё, после чего улыбнулся азартной улыбкой. Затем сделал первый шаг и медленно двинулся к ней. Когда же она стала такой потрясающе красивой? Раньше Лимит никогда этого не видел и не замечал. С этой печатью она просто была сногсшибательной, а сейчас Лимит видел не просто девушку, а настоящего ангела в женском обличии. Мило отводит глаза и смущается — разве может быть что-то чудеснее этого? Наверное, раньше что-то мешало ему разглядеть в ней именно это — красоту души. И она действительно прекрасна!