А потом время дрогнуло, и Феликс почувствовал, как его буквально вырывает из тела. Ощущение было жутким — словно кто-то содрал с него кожу, лишив всех привычных чувств, а потом наделил тысячей новых. Он видел себя со стороны — застывшего за рулем, видел грузовик, завернувший за угол, видел прохожих на тротуаре, и всё это одновременно, как единую картину вероятностей.
Каждая секунда растянулась в вечность. Он чувствовал, как Фортуна переплетает нити реальности, используя энергию, поступающую по созданному между ними каналу. Но теперь всё изменилось — он сам видел вероятности. Миллионы крошечных решений, каждое из которых могло изменить исход.
Вместе с этим пришло осознание — спасение его жизни было лишь первым испытанием. Первой проверкой его новой силы. И от того, как он её использует, зависело не только его выживание, но и нечто гораздо большее.
“Выбирай,” — прозвучал в его сознании голос Фортуны, и в нём не было привычной игривости. “От этого выбора зависит не только твоя жизнь.”
Феликс сосредоточился. Теперь он видел это не просто интуитивно — он видел каждую нить вероятности, каждый потенциальный исход. Видел, как одно крошечное изменение порождает лавину последствий. Смерть, увечья, спасение — всё переплеталось в головокружительном танце возможностей.
И где-то там, среди этого хаоса, была та единственная комбинация, которая могла всё изменить. Не просто спасти его — создать тот резонанс вероятностей, который даст богам силу для грядущей битвы. Как в сделке с Игорем, когда он нашёл решение, выгодное для всех участников. Но теперь ставки были неизмеримо выше.
Феликс потянулся к нитям реальности — не физически, а самой своей сущностью. Он почувствовал, как они отзываются на его прикосновение, как дрожат от его воли. Это ощущение было одновременно пьянящим и пугающим — словно он касался самой ткани мироздания. Один поворот, одно крошечное изменение…
Его сознание заполнил оглушительный звон схлестнувшихся вероятностей. Мир вокруг пошёл трещинами, как разбитое зеркало, а потом осколки реальности начали складываться заново.
Получилось ли у него? Он не знал. Всё, что оставалось — довериться своему выбору и той силе, что теперь текла через него. Это было так не похоже на привычный контроль, к которому он стремился всю жизнь, и всё же… это чувствовалось правильным.
А потом всё погасло.
Последним, что он услышал, был шёпот Фортуны: “Увидимся в мире, который тебе предстоит защитить…”
Тьма поглотила его сознание, унося прочь от застывшего мгновения аварии, от прежней жизни, от привычной реальности. Где-то в бесконечной дали забрезжил новый свет — свет другого мира, который теперь нуждался в нём больше, чем этот.
Феликс чувствовал, как его личность, его сущность трансформируется, сливаясь с новой силой. Не разрушаясь, но дополняясь чем-то большим, чем он когда-либо был.
Он всегда считал, что в бизнесе нет места сантиментам. И всё же сейчас, на границе между мирами, он подумал о чердаке с голубями, о дяде Коле, о своих мечтах стать чем-то большим, чем просто богатым человеком. Может быть, все эти годы его душа знала что-то, чего не осознавал его ум. Может быть, эта встреча с Фортуной не была случайностью, а лишь очередным шагом в долгом путешествии, которое началось ещё в детстве.
С этой мыслью он позволил потоку новой реальности увлечь его за собой — к неизвестному будущему, полному опасностей и возможностей.
Боль пришла первой. Острая, пульсирующая, она затопила сознание Феликса ещё до того, как он открыл глаза. Каждый вдох отдавался огнём в рёбрах, каждое движение словно прошивало тело раскалёнными иглами.
Фортуна. Авария. Предложение стать её чемпионом.
Обрывки воспоминаний проносились сквозь туман боли. Последнее, что он помнил — как Фортуна протянула ему руку, как он ощутил странное смещение реальности, а затем… пустота.
Феликс попытался сфокусировать взгляд. Его тело ощущалось неправильно — чуть выше, крепче, с иной мышечной памятью. Словно он примерил чужую кожу, не зная, как в ней двигаться.
“Где этот ублюдок прячет печать?” — голос, грубый и резкий, прорвался сквозь пелену дезориентации. За ним последовал удар — тяжёлый ботинок врезался в рёбра, выбивая остатки воздуха из лёгких.
Печать?
При этом слове что-то отозвалось в центре груди — лёгкое тепло, пульсация, словно защитная реакция тела на присутствие этих людей.
Его тело лежало на чём-то холодном и твёрдом. Камень? Бетон? В воздухе висел странный запах — смесь сырости, металлического привкуса крови и чего-то ещё… чего-то гнилостного, от которого к горлу подкатывала тошнота.