Это мой дар, — вдруг понял он. То, о чём говорила Фортуна. Я вижу возможности, вероятности, судьбы… И то, как они искажаются.
Наконец его веки поддались усилию воли. Свет ударил по глазам, заставив сощуриться. Сперва он увидел лишь размытые очертания комнаты — беленые стены, низкий потолок с деревянными балками, простую кровать. Но постепенно, по мере того как зрение возвращалось, начал замечать странности: сквозь узкое окно под потолком падал луч солнца, в котором танцевали не просто пылинки, а крошечные светящиеся точки, плавно меняющие цвет. На одной из стен проступал узор, похожий на иероглифы, который тускло светился голубоватым светом. А в углу комнаты…
Феликс моргнул, не доверяя своим глазам. В углу действительно висел шар воды размером с баскетбольный мяч, и внутри него плавали разноцветные листья и цветы.
“А, наш гость наконец вернулся к нам,” — к нему подошла женщина средних лет в струящихся одеждах цвета морской волны. Её смуглое лицо с высокими скулами обрамляли серебристые пряди волос, собранных в сложную причёску с костяными шпильками. “Очищающий туман сделал своё дело.”
Только теперь Феликс заметил, что её руки окутаны мерцающей дымкой, похожей на утренний туман над водой. Когда целительница коснулась его лба, он почувствовал прохладу и лёгкое покалывание, а боль в рёбрах немного утихла. На её поясе висела связка разноцветных кристаллов, звякающих при каждом движении.
“Вода…” — попытался сказать он, но из пересохшего горла вырвался лишь сиплый шёпот.
Целительница поднесла к его губам чашу из тёмного дерева с прохладной жидкостью. “Пейте медленно, достопочтенный. Это настой белого лотоса и горной росы. Он поможет вашему горлу.”
Вода с привкусом трав обожгла горло, но уже через несколько мгновений Феликс почувствовал, как боль отступает, а речь возвращается.
“Где я… оказался?” — спросил он, стараясь говорить медленно. Слова давались с трудом — язык ощущался чужим, непривычным, словно инструмент, которым он не умел пользоваться.
“Вы в Храме Исцеляющей Воды,” — ответила женщина, поправляя один из кристаллов на поясе. Феликс отметил странную певучесть в её речи, будто русский язык для неё был неродным. “Вас нашли травники у подножия Восточной тропы три дня назад. Довольно сильно избитого,” — она помолчала, изучающе глядя на него. “Вы помните, что случилось?”
“Три дня…” — прохрипел он, с трудом ворочая языком. Три дня без сознания. Что произошло за это время? И что случилось с его собственным телом, с его прежней жизнью?
Феликс закрыл глаза, пытаясь собрать воспоминания. Авария… Фортуна с глазами цвета расплавленного золота… обещание силы видеть то, что другие не могут… А потом допрос и имя, которое он произнёс, сам не зная почему — мастер Ю.
Он осторожно повернул голову в сторону перегородки, откуда доносились встревоженные голоса и звуки борьбы. Теперь он уже осознанно потянулся к нитям вероятностей, ощущая их так же отчётливо, как другие ощущают запахи или звуки. Они отозвались мгновенно — он увидел, как скверна расползается по телу больного чёрными линиями, как традиционные методы лечения сталкиваются с ней и… только ускоряют её распространение.
“Это… странно,” — произнёс он, забыв о том, что целительница не видит нитей вероятности. “Почему очищающие печати усиливают скверну, а не уничтожают её?”
Взгляд целительницы стал острым, настороженным. “Откуда вы знаете о печатях? Вы видели подобное раньше?”
Феликс мысленно выругался. Очевидно, он знал больше, чем должен был знать обычный пациент. Чтобы выиграть время, он попробовал сесть, и тут же пожалел об этом — комната закружилась перед глазами, а ребра отозвались вспышкой боли.
“Осторожнее,” — целительница поддержала его за плечи. “Ваше тело ещё слабо.”
Не моё тело, — подумал Феликс, но вслух сказал другое: “Мне нужно… мне нужно поговорить с мастером Ю.”
Целительница замерла. Феликс увидел, как изменился узор вероятностей вокруг неё — появилось напряжение, настороженность.
“Мастер Ю?” — она произнесла это имя с явным почтением и опаской. “Почему вы думаете…”
Её прервал звук открывающейся двери. На пороге стоял молодой человек, почти юноша, в тёмно-синем одеянии, подпоясанном чёрным шнуром с серебряной застёжкой. Его иссиня-чёрные волосы были собраны в небрежный узел на макушке, открывая высокий лоб. Но самой удивительной чертой были его глаза — неестественно светлые, почти белые, с едва различимой голубоватой радужкой. На его поясе висел мешочек, расшитый странными символами, похожими на те, что светились на стене.