“Дайте мне место,” — произнёс он, и в его голосе появились новые нотки — уверенность человека, знающего, что делает. “Мастер Лин, я прошу вашего позволения попробовать.”
Старый целитель смотрел на него с сомнением, но в глубине его глаз Феликс увидел отчаянную надежду. Через нити вероятностей он чувствовал, что молодой мужчина на кровати был кем-то важным для мастера Лина — возможно, учеником или даже родственником.
“Сколько времени у него осталось, если продолжать традиционное лечение?” — спросил Феликс, усиливая позиции.
Целители переглянулись.
“Часа два, возможно три,” — тихо ответила сестра Цзинь.
Мастер Лин глубоко вздохнул, потом кивнул:
“Делайте что считаете нужным. Но если его состояние ухудшится…”
“Я понимаю ответственность,” — ответил Феликс, ощущая, как печать в его груди отзывается на принятое решение лёгким теплом.
Целители расступились, явно настороженно наблюдая за незнакомцем, которому предстояло лечить их пациента. Сестра Цзинь осталась рядом, готовая вмешаться в любой момент.
Феликс опустил руки над телом больного, позволяя мышечной памяти вести его. Пальцы сами сложились в сложный узор, активируя печать, скрытую внутри его существа. Он почувствовал, как по рукам побежали искры энергии, такой непохожей на привычное ощущение управления вероятностями.
Сначала две силы конфликтовали внутри него. Дар Фортуны требовал текучести, гибкости, умения скользить между возможностями. Печать же строилась на жёстких принципах, чётких формах и конкретных последовательностях действий. Пытаться использовать обе силы одновременно было как пытаться писать одной рукой иероглифы, а другой — буквы латинского алфавита.
“Сестра Цзинь,” — позвал он, не отрывая взгляда от переплетения нитей вероятности. “Ваши печати… они ведь усиливают поток энергии?”
“Да, достопочтенный. Печати действуют как линзы, фокусируя и направляя силу.”
Линзы. Это слово отозвалось в нём внезапным пониманием. Он пытался использовать печать неправильно — не как замену своему дару, а как инструмент для его усиления. Феликс прикрыл глаза, сосредотачиваясь на золотой нити возможности. Вместо того чтобы тянуться к ней напрямую, он пропустил своё восприятие через структуру печати.
Эффект был мгновенным и ошеломляющим, но не полным. Что-то мешало полноценному взаимодействию. Он почувствовал странную неравномерность в потоке энергии — словно в печати была трещина или повреждение, через которое просачивалась сила. Тем не менее, даже в таком состоянии она действительно работала как линза, делая нити вероятностей более чёткими, более управляемыми. Теперь он видел не только сами нити, но и точки их пересечения, узлы, где одна вероятность переходила в другую.
Энергия хлынула через него потоком такой силы, что на мгновение перехватило дыхание. Печать в груди вспыхнула, наполняясь светом, и этот свет начал структурировать хаос вероятностей вокруг больного. Чёрные нити скверны больше не метались беспорядочно — они начали складываться в понятный узор, подчиняясь новой силе.
“Невероятно,” — прошептала сестра Цзинь. “Скверна… она отступает.”
Феликс едва слышал её. Он был полностью сосредоточен на процессе преобразования энергии. Через печать он мог не просто видеть вероятности — он мог придавать им форму, структурировать их, словно создавая новую ткань реальности. Это было похоже на то, как опытный финансист выстраивает сложную сделку, только вместо денежных потоков он управлял потоками самой судьбы.
Но эта сила имела свою цену. С каждой секундой удерживать контроль становилось всё труднее. Он чувствовал, как энергия утекает через повреждения в структуре печати — словно пытаешься удержать воду в треснувшем сосуде. Его неопытность в обращении с печатью лишь усугубляла проблему — сила начала рассеиваться, а структура усиления постепенно разрушалась.
“Достаточно,” — произнёс он наконец, опуская руки. “Я… я не могу полностью исцелить его. Но скверна больше не распространяется. У вас появилось время для более глубокого очищения.”
Феликс отступил от кровати, чувствуя, как дрожат ноги. Сестра Цзинь поддержала его под локоть, не позволяя упасть.
“Предлагаю вернуться в вашу палату, достопочтенный,” — сказала она, помогая ему идти. Феликс с благодарностью оперся на её руку.
Когда дверь в его палату закрылась, он позволил себе тяжело опуститься на кровать. Использование печати истощило его больше, чем он ожидал.
Феликс прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущении печати внутри. Он провел пальцами по центру груди, где под тонкой тканью одежды пульсировал слабый жар. Печать была не видимой глазу, но ощутимой на уровне каждой клетки тела — размытое пятно энергии в области сердца, очертания которого ускользали от обычного восприятия.