“Тебе пора идти,” — произнесла она мягко. “Я слышу шаги младших послушниц в коридоре. Скоро начнется утренний обход.”
Лин быстро оделся, и Елена отметила двойственность его движений — с одной стороны, идеальная грация практика боевых искусств, с другой — скрытое напряжение, нервные взгляды на дверь. Она уловила это противоречие личности Лина — строгая школа Небесного Ветра учила подавлять любые эмоции, но его природа сопротивлялась, жаждала выражения запретных чувств.
Он уже был у двери, когда обернулся. “Я… хотел спросить,” — начал он, совсем не похожий на того уверенного в себе мужчину, которым был еще недавно. “Ты действительно считаешь, что целители вашего Нефритового Павильона могут помочь при… странных симптомах?”
Елена насторожилась. “Каких симптомах?”
Лин колебался, словно боролся с собой. “Некоторые из младших братьев…” — он замолчал, затем покачал головой. “Неважно. Я зайду вечером, если будет возможность.”
Когда он ушел, Елена не стала сразу приступать к утреннему ритуалу. Вместо этого она села в позу медитации.
В отличие от Феликса, который видел вероятности будущего, её дар был связан с самой тканью жизни. Она видела золотые нити, связывающие всё живое, их яркость, толщину, переплетения. С каждым днем её способность усиливалась, позволяя не только наблюдать, но и прикасаться к этим нитям, укреплять их, направлять.
“Ты осваиваешься быстрее, чем я ожидала,” — прошелестел голос её покровительницы, тихий как падающие осенние листья.
“У меня была хорошая подготовка,” — мысленно ответила Елена. “Годы на границе жизни и смерти.”
Она чувствовала незримое присутствие богини — не как физическое ощущение, скорее как изменение текстуры воздуха, тонкое смещение в восприятии цветов и звуков.
“Но есть разница между наблюдением и участием,” — отметила богиня. “В прошлой жизни ты могла только видеть приближение конца, сейчас же ты можешь влиять на саму ткань существования.”
Елена открыла глаза, наблюдая, как первые лучи солнца проникают сквозь полупрозрачный нефрит стен, окрашивая комнату в зеленоватые оттенки. “И что мне делать с этой силой?”
“Учиться,” — голос богини стал отстраненным. “И готовиться. Испытания ближе, чем ты думаешь.”
Присутствие исчезло, оставив после себя легкий аромат сухих трав и почему-то — соли. Елена поднялась и приступила к утреннему ритуалу — омовение в бассейне с лепестками горных цветов, нанесение благовоний, облачение в одежды.
Голубое шелковое одеяние высшего целителя струилось в её руках. Неделю назад, когда она впервые пыталась надеть традиционный наряд, её движения были неуклюжими, руки не понимали, как завязывать сложные узлы поясов и шнуров. Сейчас тело помнило — пальцы сами находили нужные петли, движения стали плавными, естественными.
Именно эта двойственность сознания и тела была самой странной частью её новой жизни. Ум хирурга-реаниматолога из технологического мира, запертый в теле с мышечной памятью целительницы из мира, где магия и наука слились в единую систему знаний. Елена до сих пор иногда ловила себя на том, что тянется к несуществующему тут компьютеру или пытается провести медицинскую процедуру способом, который здесь просто неизвестен.
Впрочем, эта адаптация шла быстрее, чем она могла ожидать. Память тела была сильна, а её собственный аналитический ум помогал соединять два набора знаний, находя неожиданные параллели между высокотехнологичной медициной её прошлой жизни и целительными практиками нового мира.
Утренний обход начался с восточного крыла, где располагались палаты для выздоравливающих. Здесь лежали пациенты, чье состояние уже не вызывало опасений, но требовало наблюдения. Елена неторопливо шла по коридору, и младшие целительницы кланялись при её появлении.
В первой палате она обнаружила пожилого мужчину, восстанавливающегося после лихорадки. Его нити жизни были бледно-серебристыми, но постепенно наполнялись золотистым сиянием здоровья. “Двадцать три года и восемь месяцев,” — автоматически отметил внутренний голос. Неплохо для человека его возраста в мире без современных технологий.
“Как вы себя чувствуете, почтенный Тан?” — спросила она, присаживаясь рядом.