“Подержите его,” — скомандовала она помощницам, когда юноша снова начал метаться. — “И принесите отвар белого лотоса с кристаллами горного льда.”
Пока готовили лекарство, Елена осторожно прощупывала структуру скверны. Она не могла действовать так же прямо, как с Лином — слишком много свидетелей. Вместо этого она начала медленно перенаправлять потоки целительской энергии, создавая невидимую сеть вокруг тёмного узла.
Печать в груди пульсировала в такт её действиям, помогая находить слабые места в защите скверны. Каждое прикосновение к тёмным нитям отзывалось болью, словно прикасаешься к раскалённому металлу голыми руками, но Елена не позволяла этому отвлечь себя. Она медленно, шаг за шагом, выстраивала барьер, который должен был если не остановить, то хотя бы замедлить развитие болезни.
Елена почти закончила формировать барьер, когда почувствовала, что что-то не так. Скверна не просто сопротивлялась — она словно училась на её действиях, адаптировалась, находя способы обойти выстроенные преграды. Это пугающе напоминало ей устойчивые инфекции из её прошлой жизни — бактерии, выработавшие резистентность к антибиотикам.
“Нет…” — прошептала она, чувствуя, как тёмные нити прорываются сквозь её защиту с новой силой.
Узел у основания черепа пульсировал всё быстрее, распространяя волны искажённой энергии. На глазах ужаснувшихся помощниц, тело юноши начало меняться. Его кожа приобрела сероватый оттенок, а пальцы удлинились, суставы захрустели, принимая неестественное положение. В глазах, расширенных от боли, проступала чернота, расползаясь от зрачков к белкам.
“Держите его!” — крикнула Елена, но было поздно.
Юноша оттолкнул помощниц с нечеловеческой силой, его тело выгнулось дугой. Она видела, как нити жизни в его теле рвутся одна за другой, заменяясь чёрными прожилками скверны. Ещё минута, и он полностью превратится в существо, подобное тому, что напало на храм ранее.
В горле встал комок — не только от страха, но и от внезапного осознания того, что должно произойти дальше. Елена словно раздвоилась: часть её — врач, давший клятву не навредить, отчаянно искала способ спасти юношу; другая — чемпион богини смерти, хладнокровно анализировала ситуацию и видела только один выход.
“Свидетели,” — мелькнула отстранённая мысль. — “В этот раз здесь достаточно свидетелей.”
Время для двойственности закончилось. Елена взглянула на трансформирующееся существо и приняла решение. С величайшим сомнением она активировала печать, позволяя силе смерти течь через свои руки. В этот раз она не скрывала свои действия — пусть все видят, как целитель останавливает превращение единственным возможным способом.
“Прости,” — прошептала она, и её голос дрогнул.
Поток тёмной энергии направился в существо, которое ещё минуту назад было юношей. Для младших целительниц это выглядело как тёмное свечение вокруг её рук, но Елена видела, как её сила находит последние нити жизни и обрывает их одним решительным движением.
Она почувствовала одновременно всепоглощающую горечь и странное облегчение. В прошлой жизни она много раз стояла у постели умирающих, беспомощно наблюдая, как уходит жизнь. Сейчас же она активно забирала эту жизнь, но парадоксальным образом это ощущалось как высшая форма милосердия — быстрая смерть вместо мучительной трансформации в нечто чужеродное.
Тело юноши начало рассыпаться чёрным пеплом, но процесс выглядел почти… мирным. Последним исчез узел скверны у основания черепа, растаяв как клочок тумана на солнце.
В палате повисла оглушительная тишина. Младшие целительницы застыли, словно статуи — кто-то с рукой, прижатой ко рту, кто-то отступив к стене. В их глазах читалась гамма эмоций: от первобытного ужаса до религиозного трепета. Елена поймала взгляд ее подруги — Мэй, кажется, уже восстановившейся после ранения — в нём стоял немой вопрос: “Что мы только что увидели?” Никто не решался произнести ни слова, словно боясь разрушить хрупкое равновесие между пониманием и отрицанием произошедшего.
Елена медленно опустила руки, чувствуя, как печать в груди успокаивается, а сердце колотится от внутреннего конфликта. Часть её — целитель — кричала о предательстве клятвы, другая — говорила, что это был единственный выход. В голове зазвучали слова богини смерти: “Иногда наибольшее милосердие — это позволить тому, что должно умереть, завершить свой путь.”
“Позовите старшую Сяо Мин,” — произнесла она, удивляясь, насколько ровно звучит её голос, когда внутри всё кипит от эмоций. — “Ей нужно знать о случившемся.”