Лин-Су опустилась на колени, прижав его к себе. Запах речной соли и целебных трав, которыми она растирала отцовские руки, въелся в её кожу так глубоко, что Михаил невольно подумал: если бы он создавал часы в этом мире, они пахли бы именно так.
- Вот, - она вложила в его ладонь маленький мешочек из синей ткани, - чтобы ты не забыл нас.
Внутри оказался кулон из речной гальки - гладкий серый камешек с естественным отверстием, через которое был продет шнурок.
- Это не простой камень, - шепнула она, - в нашей деревне говорят, что камни с отверстиями - это окна из одного мира в другой. Когда будет одиноко, посмотри сквозь него и вспомни о доме.
Грубые пальцы Цзюаня сжали его плечо.
- Цзянь, - голос отца звучал хрипло, - чем бы ты ни занимался, что бы ни изучал, никогда не теряй себя.
Михаил почувствовал, как что-то дрогнуло внутри. Лин-Су и Цзюань оставались в неведении о его истинной природе, но каким-то родительским чутьём ощущали двойственность его существа. Что-то подсказывало им: их сын гораздо сложнее, чем выглядит.
- Не потеряю, - пообещал он.
Весеннее путешествие проходило по землям, пробуждающимся от зимнего сна. Целитель Вэй запланировал маршрут так, чтобы посетить представительства трёх главных школ. На каждое посещение отводилось ровно двенадцать дней, ни больше ни меньше.
- Три раза по двенадцать, - объяснил целитель. - Тридцать шесть дней на знакомство. Потом - выбор. Так заведено испокон веков.
Числа интересовали Михаила. В его прежнем мире двенадцать делило циферблат, тридцать шесть было знаковым числом во многих расчётах маятниковых механизмов. Здесь же, судя по дополнительным вопросам, двенадцать соответствовало количеству основных меридианов в теле человека, а тридцать шесть - числу дыхательных циклов полного обновления жизненной энергии.
- Почему мы идём против течения? - спросил Михаил, когда они покинули деревню, двигаясь вдоль реки к востоку. - Разве не проще спуститься по воде?
Старик хитро прищурился.
- Самый лёгкий путь не всегда правильный. В путешествии против течения проверяется характер.
Так начался путь, который должен был определить его судьбу в новом мире.
Школа Небесного Ветра располагалась на высоком утёсе, откуда открывался вид на речную долину. Её ажурные башни, казалось, парили над землёй, столь воздушными были их контуры. Михаил и целитель прибыли туда на восьмой день путешествия, когда над горизонтом сияла почти полная луна.
Воздух здесь был необычайно свеж, он точно бы очищал лёгкие от всех примесей. Запах озона напомнил Михаилу грозовую свежесть, повисающую над Петроградом после летних ливней. С непривычки от этой чистоты кружилась голова.
Практики школы показали несколько демонстраций, внушавших благоговейный трепет. Юноша в белых одеждах промчался по двору со скоростью, которую глаз едва успевал отследить. Девушка создала миниатюрный вихрь, поднявший в воздух опавшие цветочные лепестки и закруживший их в сложном танце. Седой мастер исполнил прыжок, неестественно долго зависнув в высшей точке, словно гравитация на мгновение отступила перед его волей.
- Что думаешь? - спросил целитель, когда они покидали школу.
- Впечатляет, - честно ответил Михаил. - Но… - он запнулся, подбирая слова, которые не выдали бы слишком глубокое понимание, - мне кажется, они делают что-то не так.
Целитель пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
Школа Пылающего Разума была полной противоположностью Небесному Ветру. Расположенная в древней горной долине, она представляла собой комплекс изящных строений из красного камня, поглощавших солнечный свет днём и медленно отдававших его по ночам.
Здесь не было ошеломляющих демонстраций скорости или силы. Практики этой школы ценили иное - самоконтроль, концентрацию, власть разума над материей. Молодая женщина читала трактат, сидя в окружении парящих огненных сфер, которые меняли цвет и интенсивность в такт её дыханию. Юноша медитировал у водопада, испаряя капли и не давая им коснуться тела. Мужчина средних лет создавал на песке сложнейшие узоры, управляя тысячами песчинок силой мысли.
Время здесь было упорядочено до неестественности, словно разложено по ячейкам огромной сетки. Для Михаила, чувствовавшего время как живую, текучую материю, это казалось противоестественным. Отголоски его прошлой жизни, где часы отмеряли равные промежутки, сталкивались с новым восприятием, где время должно было дышать, пульсировать, меняться.