Шофера в машине не оказалось. Скорее всего он тоже сидел в укрытии. Можно было сходить за ним, и Дмитрий Акимович скорее всего так и поступил бы, если бы именно в этот момент не послышался тяжелый, монотонный гул самолетов и не стали бы торопливо стрелять зенитки. Шпак поднял голову и увидел, что три самолета пикируют по прямой, выходящей точно на здание горисполкома. Первые бомбы уже стройным рядком рвались возле Управления отделения железной дороги по улице Софьи Перовской.
Свист, переходящий в сухое громкое шипение, вдруг заполнил пространство между улицей, домом, деревьями. Дмитрий Акимович в долю секунды понял все, понял и ничком свалился в кювет. Не прошло и мгновения, как раскололся и наполнился гарью воздух. Потом грохнул еще взрыв, и еще… Взрывная волна была теплой, даже не теплой, а горячей. Она несла на своих крыльях землю, камни, листья. Они засыпали кювет и человека, лежащего на дне его. Но человек вскочил на ноги… Первое, что он увидел, — это мертвая лошадь на асфальте и мужчина, удрученно глядевший на нее. В мужчине Шпак узнал управляющего трестом благоустройства города. Хотел было спросить, какая нелегкая занесла его сюда в этот час, но увидел свой пикап, опрокинутый и отброшенный метров на пять от места стоянки.
Резанула мысль: «Бомба взорвалась рядом. А вдруг она попала в бомбоубежище?»
Шпак бросился во двор. И сердце забилось радостно, потому что сразу стало ясно: бомбоубежище целое и невредимое.
Густая пыль и необыкновенно черный туман вздымались над госбанком, плыли от дерева к дереву, светлея по краям. Бомба взорвалась во дворе между госбанком и горкомхозом. Шпак поспешил туда.
У двери госбанка, массивной, из доброго старого дуба, его встретил постовой милиционер. Он был настолько черен, что председатель горисполкома вздрогнул от неожиданности.
— Вы испугали меня, — признался Шпак, вглядываясь в знакомое лицо постового. — В Туапсе во время бомбежки в госбанке появился негр. И к тому же вооруженный.
— Товарищ Шпак, — удрученно пожаловался милиционер, — всякое я видел на своем веку хамство и безобразие. Тем более от фашистов… Но заряжать бомбы сажей и бомбить город… Это, простите, ни в какие ворота не лезет…
Нет, немцы не бомбили город бомбами из сажи. Просто здание госбанка стояло ниже двора горкомхоза примерно метра на три. Полутонная бомба, взорвавшись во дворе горкомхоза, срезала мощной волной дымовые трубы на крыше госбанка, затем волна устремилась в дымоходы. Прочистила их, выдув всю сажу через дверки и поддувала печей. Однако и на этом она не успокоилась: вылетая в распахнутые двери и окна, она сорвала замки со всех главных касс банка.
— Да, слушаю. — В телефонной трубке что-то трещало и попискивало, но Шпак узнал голос начальника станции Туапсе Григоренко.
— Дмитрий Акимович! — кричал Григоренко. — Алло! Алло! На станции находится товарный состав, подготовленный для отправки. В результате бомбежки четыре цистерны дали течь.
— С чем цистерны?
— С растительным маслом. Его нужно немедленно слить. Пришлите представителя для приема груза. Алло!
— Жди. Все будет сделано. Подготовь паровоз для подачи цистерн на нефтебазу.
Положив трубку, Шпак отдал нужные распоряжения. На станцию поехали директор Туапторга и заведующая горторготделом исполкома. Потом был телефонный разговор с управляющим нефтебазой Саркисовым.
— Нужно срочно изготовить небольшой резервуар.
— Для какой цели?
— Для приема растительного масла.
— Шутишь, Дмитрий Акимович, откуда в Туапсе растительное масло?
— Не было счастья, да несчастье помогло. Выполняй задание.
— Сколько масла?
— Четыре цистерны.
— О-ля-ля!!
В одиннадцать часов было совещание у секретаря горкома партии Шматова. Подбирали кандидатуры руководителей строительных колонн и политруков. Выслушав мнения членов бюро горкома, решили создать четыре колонны. Каждая колонна делилась на четыре-пять отрядов. Первая колонна предназначалась для работы в приморской части города и носила условное название «Паук». Вторая колонна, самая большая — из шести отрядов, общей численностью около 700 человек, должна была работать в районе Сортировки. Районом оборонительных действий третьей колонны была территория Грознефти. Четвертая предназначалась для центра города. Когда члены бюро горкома стали расходиться, Шматов сказал:
— Задержись на минуту, Дмитрий Акимович. — Вынул из стола несколько зажатых скрепкой листков бумаги, протянул Шпаку: — Прочитай.