Ник едва не ляпнул: «Но его же в девятнадцатом веке перестроили до неузнаваемости!» — но вовремя удержался.
— К обеду вернетесь? — спросила Рэйчел, и Уани пообещал, что вернется. Ника он с собой не взял, отчего тот ощутил сразу и ревность, и облегчение.
Автомобиль скрылся в клубах пыли, а они стояли на крыльце и смотрели ему вслед. Будь они в Лондоне, теперь начались бы оживленные расспросы об отсутствующем; но здесь и сейчас это было как-то не к месту.
Все вышли на террасу, и Джеральд сказал:
— Что за чудный парень этот твой друг!
— Да, чудный, — согласился Ник, почувствовав, что Джеральд нуждается в этом подтверждении, и с гордостью напомнив себе, что теперь Уани — больше его друг, чем Тоби.
— Вот только не совсем понимаю, стоит ли упоминать о его невесте, — продолжал Джеральд.
— Я о ней уже спрашивала, — ответила Рэйчел. — Тут все в порядке. Он сам мне все рассказал. По всей видимости, они поженятся следующей весной.
Ник отвернулся и сделал вид, что любуется пейзажем, стараясь не замечать, как гулко и больно бьется сердце.
С утренней почтой явились несколько пухлых конвертов с бумагами — для Джеральда, и тот, тяжело вздыхая, удалился с ними в угловую комнату. Ясно было, что без Пенни ему с работой не справиться, и еще яснее, что приглашать Пенни сюда он не станет. Угловую Джеральд превратил в свой кабинет, Ник не совсем понимал, чем он там занимается, но выходил оттуда Джеральд, как правило, с торжествующей улыбкой на устах, порой чуть ли не на цыпочках, словно человек, которого распирает от какой-то радостной новости. О Пенни Ник старался не думать — и более или менее в этом преуспел: порой ему даже казалось, что он сам все выдумал. С Рэйчел Джеральд был неизменно ласков и любезен, и, лежа бок о бок на пляже, они казались совсем юными, прекрасными и влюбленными. Однако чувствовалось в Джеральде какое-то внутреннее напряжение, какая-то неловкость, словно отдых стал для него сразу и наградой, и наказанием.
Ник отправился бродить по потаенным уголкам усадьбы. Утро без Уани казалось ему одиноким и бесцельным. Он спускался по раскрошившимся каменным ступеням с террасы на террасу, словно погружался в глубины собственной меланхолии. Чем ниже, тем круче становился спуск; самые нижние террасы, невидимые из окон дома, выглядели заброшенными; сквозь тонкий слой почвы здесь пробивалась травка. Деде и его сын, по всей видимости, сюда и не заглядывали — оно и понятно, здесь вряд ли бывал кто-нибудь, кроме любопытных гостей. По увядшим листьям тут и там шныряли ящерки, издали доносился рокот какой-то сельскохозяйственной машины, и, должно быть, от этого звука террасы казались Нику не столько садом, сколько заброшенным полем. На них росли каштаны, тяжелые от избытка плодов. Добравшись до забора, Ник выглянул наружу — и увидел полуразвалившуюся каменную ограду, стог еще зеленой травы и проржавевший трактор. Он делал то же, что и всегда — изучал чужой дом и его окрестности лучше, чем знали его сами хозяева, создавая иллюзию владения этим местом. Теперь, если Рэйчел вдруг скажет: «Хорошо бы сейчас поваляться на сене!» — Ник, словно первый ученик в классе, без запинки ответит: «Да ведь у вас есть стог сена надо спуститься вниз, потом направо, выйти за ограду и…» Но тут же его поразила мысль, что истинные владельцы, как правило, не отличаются ни любовью, ни вниманием к своей собственности, и хозяину усадьбы более свойственно не знать, что где-то у него есть луг со стогом сена.
Потом он взял книгу и направился к бассейну. Становилось все жарче, и чистое небо заволакивалось легкой облачной дымкой. Джаспер и Кэтрин весело плескались в воде; Ник застал их в обнимку, в самой недвусмысленной позе, и Джасперу это, кажется, понравилось — он подмигнул Нику. Все еще думая об этом подмигивании, Ник зашел в домик переодеться. В домике всегда, даже в самые жаркие солнечные дни, было прохладно и сумеречно: Нику подумалось, что это идеальное место для тайных свиданий. Если бы Джеральд не шлялся по дому до поздней ночи, быть может, они с Уани выскользнули бы сюда… Домик был из двух комнат: в первой — раковина, холодильник и разбросанные по полу надувные круги, вторая — раздевалка, со скамьей и крючками на стенах, и тут же, за голубой занавеской, душ. Запиралась только одна дверь, ведущая в довольно пахучую уборную.
Натянув новенькие плавки, Ник вышел к бассейну. В чистой прозрачной воде отражалось чистое прозрачное небо. На поверхности плавало несколько упавших листьев; еще несколько уже ушло под воду и покоилось на голубом бетонном дне. Над водой парили стрекозы. Ник присел и попробовал воду рукой. В дальнем конце бассейна Джаспер поднял Кэтрин и посадил на бортик; вода плескалась меж ее ног, и сам он прильнул к ней так, словно собирался забраться туда же. Она негромко что-то проговорила — кажется, про Ника — а потом крикнула: