Разбудили Ника странный механический шум и ритмичное пыхтение. Это Тоби вытащил из домика гребной тренажер и теперь упражнялся, натягивая веревку обеими руками. Ник лежал на боку и удивлялся: намеренно, что ли, Тоби устраивает здесь демонстрацию силы? По золотистой от загара спине его струились капельки пота, мышцы на животе так и ходили от напряжения. Странно как-то: грести без весел, сидя над водой, под скрип и урчание механизма… И Нику вспомнилось, как однажды вечером в Оксфорде, когда усталые гребцы сушили весла, готовясь причалить к берегу, он все высматривал на реке Тоби — и наконец увидел его: мощно работая веслом, тот мчался по сонной воде, весь залитый лунным сияньем…
Ник читал под навесом, когда вдалеке послышалось хлопанье дверей и усталые, нелюбезные голоса. Секунд тридцать он заново осваивался с мыслью, что этот дом ему не принадлежит и сейчас вернулись настоящие хозяева. Треснул хрустальный графин, и чудный летний полдень неостановимо течет сквозь пальцы. Появилась, стуча каблучками, Кэтрин: вид у нее был такой, словно ее вот-вот вырвет.
— Хорошо пообедали? — спросил Ник.
— Ох, Ник! Господи… — Она пошатнулась, схватившись за угол стола.
— Присядь, дорогая, присядь.
— Эти Типперы!.. — Она плюхнулась в пластмассовое кресло. — Невежественные, как свиньи, и грубые, как… как…
— Свиньи?
— Точно, грубые, как свиньи! За обед пришлось платить Джеральду. Я посчитала — больше пятисот фунтов! И хоть бы спасибо сказали!
— Мне кажется, им самим не очень хотелось ехать.
— А потом мы поехали в Подьё, и, когда вошли в церковь, они…
— Добрый день, Салли! — проговорил Ник, поднимаясь навстречу леди Типпер, надеясь радостным тоном и любезной улыбкой свести на нет то, что она могла услышать. — Ну что, вам было весело?
Вопрос этот, кажется, застал ее врасплох и даже несколько оскорбил: она дернула головой, словно норовистая лошадь, и резко ответила:
— Да, повеселились, это уж точно!
— Отлично. Я слышал, ресторан в самом деле великолепный. И вернулись вы очень вовремя — мы как раз собирались выпить сока. Тоби пошел за «Пиммзом». Может быть, сегодня посидим на улице?
— М-м… Ну хорошо. А вы чем занимались весь день? — поинтересовалась она, оглядывая его критическим взором.
Ник сообразил, что, должно быть, на лице его отражается скрытое довольство человека, которому позволено было весь день заниматься сладчайшим из дел — ничегонеделанием.
— Боюсь, мы просто бездельничали, — проговорил он и взглянул в сторону Тоби — тот, раскрасневшийся после сна на солнце, появился на террасе с кувшином сока. По лицу Салли видно было, что она верно поняла тайный смысл его слов: он здесь — не чужой, а близкий друг сына хозяев.
Джеральд и Рэйчел довольно долго не появлялись, и Типперы присели за стол, чтобы выпить сока вместе с молодежью. Впрочем, сэр Морис к своему стакану не притронулся. Кэтрин часто моргала и клонила голову набок.
— Сэр Морис, — заговорила она, помолчав, — вы ведь очень богатый человек, правда?
— Ну, пожалуй, да, — ответил он, явно польщенный этим вопросом.
— А сколько у вас денег?
Лицо сэра Мориса затвердело, но, кажется, не от неудовольствия.
— Трудно точно сказать.
— Видишь ли, — заговорила Салли, — невозможно сказать точно, потому что состояние так быстро растет… особенно в наше время.
— Ну хоть примерно, — не отставала Кэтрин.
— Хотите знать, сколько я оставлю, если завтра умру?
— О, дорогой мой… — пробормотала Салли, явно заинтересованная такой перспективой.
— Примерно сто пятьдесят миллионов.
— Да, да… — покивала Салли; она, кажется, надеялась на большее.
— Сто пятьдесят миллионов фунтов стерлингов! — не скрывая изумления, протянула Кэтрин.
— Да уж не лир, могу вас заверить, юная леди. И конечно, не боливийских боливиано.
Наступило молчание. Кэтрин позволяла Типперам наслаждаться ее изумлением; Тоби проговорил что-то о нынешних рынках, но сэр Морис лишь пожал плечами, как бы говоря: «Не думаете же вы, молодой человек, что я стану с вами обсуждать свой бизнес!»
— Я видела, — снова заговорила Кэтрин, — как вы положили несколько монет в благотворительный ящик в церкви в Подьё.