— Как все это печально, — сказал Ник, внося поднос с кофе в библиотеку.
Прежде ему казалось, что слово «печально» применительно к смерти — блеклое, невыразительное преуменьшение. Но теперь он понял, что оно действует иначе: охватывает свершившееся, с одной стороны, предчувствием беды, и с другой — приятием и примирением.
Розмари подняла брови и поджала губы. В ней чувствовалось упрямое недоброжелательство, возможно вызванное застенчивостью; у самого Ника застенчивость проявлялась по-другому — он становился многословен, любезен и уклончив.
— Значит, вы с Лео познакомились по объявлению? — спросила она.
— Да, верно, — ответил Ник, хотя она, конечно, и так это знала.
Сам он никогда не понимал, следует ли этим гордиться или этого стыдиться, и не знал, что думают об этом женщины (Джемма со вздохом улыбнулась ему).
— Мне посчастливилось, что он выбрал меня, — добавил он.
— М-да… — ответила Розмари с некоторым сарказмом, и Ник сообразил, что разговоры о «счастье» сейчас, пожалуй, неуместны.
— Я хочу сказать, ему ведь отвечали сотни людей.
— Да, ответов было много.
Она снова полезла в сумочку и достала пачку писем, перехваченных толстой резинкой.
— О-о, — сказал Ник.
Розмари стянула резинку и надела себе на руку, чтобы не потерять. Действовала она быстро и уверенно, точь-в-точь как следует секретарше врача. И снова Ника поразило ее сходство с Лео.
— Я подумала, возможно, кто-то из этих людей вам знаком?
— Ну, не знаю…
— Мы хотим им всем сообщить.
— Ты думаешь, он с ними со всеми… — начала Джемма и не договорила.
Розмари аккуратно разложила письма в две стопки.
— Не хотелось бы беспокоить родственников тех, кто уже умер, — объяснила она.
Джемма кивнула.
— Вряд ли я кого-то узнаю, — признался Ник. — Очень маловероятно… — Он еще не освоился с вестью о смерти Лео, и меньше всего ему сейчас хотелось возиться с письмами.
Все конверты были надписаны одной рукой, теми же зелеными, иногда — красными чернилами, словно Лео засыпал письмами какой-то безумный воздыхатель. Снова и снова Нику бросалось в глаза имя: Лео, Лео, Лео. На некоторых конвертах он заметил армейские штампы.
— Вы не удивлялись, что ему приходит столько писем? — спросил он.
— Он говорил, это как-то связано с мотоциклом, с мотоциклетным клубом, — объяснила Розмари.
— Да, в свой мотоцикл он был просто влюблен, — подтвердил Ник, с горечью подумав, что это не просто фигура речи. — Неплохо придумано.
— Вот с этими, перечеркнутыми, он, насколько я понимаю, не встречался.
— Ему даже одна женщина написала, — заметила Джемма.
И Ник принялся просматривать письма — зная, что это бесполезно, лишь из уважения к Розмари, словно подчиняясь какой-то неприятной, но необходимой медицинской процедуре. Читать их было необязательно, однако первые два или три он прочел внимательно и со странным интересом — послания из прошлого от неведомых соперников, пытавшихся отнять у него Лео. Он вглядывался в рукописные строки, хмурясь и покачивая головой, чтобы скрыть свой интерес. Объявление Лео он до сих пор помнил наизусть, в том числе и широкие возрастные рамки: «от 18 до 40». «Привет! — писал Сэнди из Энфилда. — Мне немного за сорок, но я тут увидал твое объявление и подумал: а почему бы не попытать счастья старой канцелярской крысе вроде меня?» Розовой пластмассовой скрепкой к письму была прикреплена фотография плотного мужчины лет пятидесяти. Лео написал на полях: «Дом/машина. Старый?» И позже, видимо, после свидания: «Совсем неумелый». Гленн, «немного за двадцать», из Бэронс-Корта, турагент, сфотографировал себя «полароидом» в собственной квартире и в облегающих плавках. Он писал: «Обожаю развлекаться, особенно в постели! (Или на полу! Или на лестнице! Или… где угодно!)» «Не слишком ли?» — изумился Лео, а, встретившись с Гленном, сделал неутешительный вывод: «Члена под микроскопом не видать». «Дорогой друг, — писал темнокожий, с серьезным лицом, Эмброуз из Форест-Хилла, — мне понравилось твое объявление. Быть может, ты и есть тот, с кем я хотел бы разделить свою любовь». Восклицательные знаки, которыми щедро усеивали свои послания прочие кандидаты, Эмброуз приберег на конечное: «Мира и счастья тебе!» На полях Лео черкнул: «Полная жопа. Зануда страшный» — однако Нику Эмброуз понравился, и он постарался украдкой запомнить адрес.