— Ладно, постараюсь.
Ник всегда нравился матерям — он воплощал собой архетип «милого молодого человека». И сам он любил компанию пожилых, где не чувствовал для себя никакой угрозы. Он с удовольствием очаровывал чужих родителей, порой не замечая границы, за которой желание понравиться переходит в неискренность. Однако знаком был ему и неприятный холодок под ложечкой: как бы приятель не сказал что-нибудь лишнее! — и торопливое стремление перевести разговор на другое прежде, чем он достигнет опасной черты.
— Сестра про меня догадывается, — сказал Лео. — Кстати, она, наверное, тебе понравится.
— Розмари?
— Она хорошенькая.
Они шли по бетонной дорожке; догнав Лео, Ник прошептал ему на ухо:
— Спорим, не такая хорошенькая, как ты!
Миссис Чарльз с сыном и дочерью обитали на первом этаже маленького кирпичного домика. В углублении подъезда располагались рядом две двери: Лео взялся за правую. Долго возился с ключом: как видно, замок у Чарльзов был не из сговорчивых. Оглядываясь кругом, Ник заметил цветное стекло в окне и над дверным звонком — крест из вербных веточек. Надо же, Лео живет в этом доме, ходит по этой улице каждый день — подумал он с легким потрясением, все-таки и дом, и улица слишком отличались от всего, что он до сих пор знал; и тут же сокрушенно сказал себе, что Лео прав, он безнадежный «цыпленок». Дверь отворилась, и на Ника пахнуло острым запахом кухни: вместе с ним пришло столь же острое воспоминание о школьных благотворительных посещениях стариков и инвалидов. Каждый такой визит становился для школьников уроком жизни, а для Ника — еще и уроком тонкого эстетического снобизма.
Они оказались в крохотной кухоньке с застекленной раздвижной дверью и оранжевыми занавесками. Со стены, с церковного календаря, простирал руки парящий в облаках Иисус. Пирамиды тарелок и кастрюль, потрескавшийся линолеум. Почти половину кухни занимала огромная плита: на ней что-то шипело и булькало. И посреди всего этого — мать Лео, сухонькая женщина лет пятидесяти, с искусственно распрямленными волосами и благожелательной улыбкой.
— Добро пожаловать! — обратилась она к Нику с тем теплым вест-индским выговором, который Лео использовал лишь изредка, по собственному желанию.
— Спасибо, — ответил Ник. — Очень рад с вами познакомиться.
Он привык жить аллюзиями и метафорами, и в знакомстве с семьей любимого для него скрывался некий эротический подтекст — он наслаждался, выискивая черты родственного сходства и различия, обнаруживая общее в форме носа или в походке. Жизнь в Кенсингтон-Парк-Гарденс, среди Федденов, давала ему ощущение постоянного размытого присутствия Тоби: это чувство и мучило, и утешало. Но Тоби он лишь пару раз обнимал да однажды поцеловал в щеку, да еще два раза в туалете Вустерского колледжа украдкой видел его пенис. А здесь, в крошечной квартирке в Уиллсдене, он знакомится с матерью человека, от которого не раз слышал: «Ты чертовски здорово трахаешься!» И еще: «Боже, до чего же ты классно сосешь!» И даже: «Мать твою, никогда еще мне так не лизали задницу!» Да, это уже не пресные объятия, поцелуйчики и подглядывание в общественном туалете!
Появилась сестра, Розмари, — как понял Ник, ушла с работы пораньше, чтобы помочь матери принять гостя. Она работала в приемной у врача, и под плащом на ней были блузка и строгая юбка. С ней Ник поздоровался в прихожей, протиснувшись туда боком — большую часть места занимал серебристый мотоцикл. Розмари оказалась очень похожа на Лео — только более миниатюрная, тоненькая, женственная и, разумеется, без бороды. Нику показалось, что он ей не понравился. Потом брат и сестра ушли переодеться, а Ник остался в прихожей, зажатый мотоциклом в дальний угол.
— Ох уж этот мотоцикл! — поджав губы, сказала миссис Чарльз. — Говорила я ему, говорила…
Они вошли в общую комнату, где вокруг дубового обеденного стола теснились стулья в стиле Жакоб, с резными ножками, а дальше, у стены, блестел искусственной кожей раскладной диван. Полку фальшивого камина украшали религиозные сувениры. Вообще о религиозности миссис Чарльз трудно было забыть: кроме сувениров, о ней здесь напоминали картины на стенах и толстые стопки брошюр по краям стола и на подлокотниках дивана. Нику бросился в глаза заголовок: «Приветствуем Иисуса сегодня». Ник присел на краешек дивана и начал вежливо разглядывать картины: между изображением пляжа с пальмами и репродукцией «Тени смертной» Холмана Ханта обнаружил большую фотографию Лео и Розмари в детстве — и уставился на нее с почти педофилическим интересом.