Носилки водрузили на тележку и покатили к двери.
Маргарита вопросительно глянула на мальчишку. Тот едва заметно покачал головой.
– Нам всем нужно отдохнуть, – бесцветным голосом сказал он.
Я отвел мальчишку в сторону, и стараясь не думать о том, настоящем Дайроне, крепко взял его за руку.
– Может, хотя бы раз в жизни снизойдешь до ответа, и соизволишь рассказать, что с этими близнецами не так? Ты что, знаешь кого-то из них? Лично?
Мальчишка заколебался – это явно было видно по его лицу, и наконец, словно решившись, внимательно посмотрел мне в глаза.
Голова закружилась и я сперва услышал ленивый шум прибоя, редкие, пронзительные крики чаек, а затем, словно наяву, увидел у своих ног сине-зеленые воды океана.
IX
Восемью днями ранее
Я стою на берегу, с интересом изучая видимую часть раскинувшейся передо мною бескрайней водной глади. Чувствуй я запахи, и вкус соли на губах, возможно, картина впечатлений получилась бы более насыщенной.
Но сейчас не время сентиментальности.
Я жду лодку. Или катер. Любое судно, могущее держаться на плаву, чтобы перевезти меня. Туда. На остров.
В том, что это будет на острове, я не сомневаюсь. Слишком уж много создано барьеров, так почему бы к ним не добавить еще один?
Просторный балахон, в который я облачен, не стесняет движений и надежно предохраняет от лучей заходящего солнца. В опущенном на грудь капюшоне имеются прорези для глаз, что, несомненно, показалось бы неоспоримым преимуществом иному человеку; но выбери я облик Посвященного Часам или Дням, пришлось бы лишиться и этой совершенно бесполезной детали…
В неподвижности есть своя прелесть: ты словно являешься сторонним наблюдателем, безучастным свидетелем окружающей жизни – суеты, живущей своими, никому не ведомыми законами.
Отличный повод в который раз задуматься о вечности.
Я стою, замерев, уже около сорока минут, явившись точно в назначенное время. Однако встречающие не торопятся.
Неужто именно сегодня их осторожность превзошла цель, и я жду напрасно?
Нет, говорит голос внутри меня, нужно ждать.
И я жду.
Внизу, под обрывом, омывается волнами неширокая полоса песка. Место выбрано нарочно, чтобы избежать случайных глаз, и не только: над ним не проходят орбитальные маршруты вездесущих спутников, проносящихся в сотнях миль над поверхностью планеты.
Весьма сомнительное преимущество…
Я неподвижен, словно каменная, не пощаженная временем колонна какого-нибудь древнего храма. Это тело чем-то даже удобно – не затекают мышцы, не течет пот, который непременно следует вытирать, и возможно, я останусь в нем длительное время.
Взять его было несложно: я дождался, покуда Посвященный Минутам погрузится в положенный сон, готовясь к своему путешествию и отдавая накопленное, дабы освободить память, а Круг Девяти на время оставит своего члена.
По какой-то неведомой мне причине, чем меньшей единице времени посвящен адепт Круга, тем больше ему требуется времени на сон. Впрочем, сон это человеческое выражение, и я, по старой привычке, пытаюсь находить аналогии, заменяя понятия Безликих на привычные мне.
Итак, они покинули своего собрата, предварительно погрузив его в желеобразный раствор, и наглухо запечатав в маленькой, своею формой повторяющей яйцо, камере. Из которой, освободив свой разум, он должен выйти, чтобы попасть в положенный срок к месту, указанному в Вести.
Гораздо позже, уже вернувшись, Безликий будет недвижимо лежать девять дней, отдавая полученное знание и безразлично созерцая россыпь сверкающих друз, коими покрыты стены его временной тюрьмы, после чего его место займет другой.
И так – девять раз. Потом все начнется сызнова.
Абсолютно чуждая мне логика – от погруженного в голубой студень тела я не чувствовал ничего, что можно было бы назвать накопленным: ни эмоций, ни мыслей, ни обмена высокими энергиями.
Недвижимый Посвященный не исторгал даже тепла, погруженный в липкую взвесь с температурой, равной температуре его тела – одиннадцать с четвертью градусов по Цельсию.
Итак, когда оставшиеся восьмеро, обратив за собою пустоты коридоров в камень, удалились на значительное расстояние, я появляюсь внутри.
Посвященный лежит, словно манекен. Бездушный идол, преследующий свои равнодушные цели.
Гуманоидное тело, около семи футов в длину. Силуэт вполне сойдет за человеческий – лишь голова, минуя несуществующую шею, плавно перетекает в плечи.
А вот остальное – не совсем людское. Руки изгибаются в суставах под любым углом; кроме того, от плеча до кисти суставов два – в отличие от человеческих рук. Такие же гибкие пальцы, не имеющие ногтей, и своею твердостью могущие поспорить с железом. Каждый – равной длины. Большой подобен остальным – две фаланги.