О, солнечная дата!...
Я собирался в Воркуту,
Потом ещё куда-то.
Я собирался впопыхах,
Я жил легко и честно.
А ты осталась на прудах,
Растаяла, исчезла.
(Евгении Блажеевский. Тетрадь)
Таких, как ты, хоть пруд пруди,
Известный, Патриарший!
И я без трепета в груди
Летал, как лист опавший.
Командирован был в Оскол —
О, солнечная дата!..
Но попрощаться не зашёл.
Потом уплыл куда-то.
Я, ошущая в пятках зуд
И тягу к непокою,
Спешил на БАМ, КАМАЗ, в Сургут,
Не взяв тебя с собою.
Ещё была Караганда,
Поездка по Алтаю...
Ты, помню, плакала тогда,
А почему — не знаю.
Тебя я бросил впопыхах,
И это было честно.
А ты осталась в дураках
И навсегда исчезла.
Поздним вечером во тьму
Выйду на шоссейку.
Свою милую возьму
Ласково за шейку.
И скажу ей: — Полюби!
Без тебя фигово!.. —
А она: — Хоть погуби,
Но люблю другого.
(Константин Ваншенкин. Жизнь человека)
Сядем ночью под копну...
Пьяный без вина я.
Милой ласково шепну:
«Удавлю, родная!»
Так спокойно, не грубя,
Но с мужскою силой...
Засмеётся: «Я тебя
Отравлю, родимый!»...
Над копной встаёт рассвет.
Комары заныли...
Вот и ладненько, мой свет,
И поговорили...
Я прошагал легко и осторожно
К грибным своим нахоженным местам,
И, словно бы решив: «При этом можно»
Лес вновь запел,
Защёлкал,
Засвистал.
И началось вокруг меня такое!
Кусты мне разом поклонились в пояс,
Захлопали в ладоши лопухи,
И, от восторга сам себя не помня,
Скворец мне песню лучшую исполнил,
А дятел стал отстукивать стихи.
(Артур Вороненко. Земные заботы)
Такого лес не видывал давненько.
Природа будто встала на дыбы!
Ведь сам Артур Исакыч Вороненко
С утра пораньше
Вышел по грибы.
Не задаёт вопросов глупых чибис,
Несут сороки радостную весть,
С медведем
От восторга приключилась
Вошедшая в пословицу болезнь.
Зверушки,
Позабыв про осторожность,
Тотчас к нему со всех пустились ног.
Визжат,
Галдят,
Свистят:
«При этом можно!
Один у нас защитник и знаток!»
Бегом,
Ползком,
Вприпрыжку,
Тихой сапой...
Сплели из дуба лавровый венок.
Какой-то волк своей мохнатой лапой
Помог ему взобраться на пенёк.
Он от волненья стал белее мела,
Откашлялся и вытащил стихи.
Минута —
И поляна опустела,
Лишь хлопали в ладоши лопухи.
Как хорошо, если хочется
самозабвенно хотеть!
(Владимир Грядовкин. Разнотравье)
Ах, эта душная ночь!
В озере месяц полощется.
Как хорошо, если хочется!
Надо попробовать смочь.
Но — чёрт возьми! —
Летали в космосе
Стихи, написанные мной.
Их Николаев взял в ракету,
Чтоб на досуге почитать,
И двести с липшим раз планету
Им выпал жребий облетать.
(Николай Доризо. Избранные произведения)
Случайно я подслушал как-то,
Что Центр решил, устав от схем,
Отправить в космос для контактов
Все тиражи моих поэм.
Их собирали скрупулёзно
В пыли больших библиотек,
У дам выпрашивали слёзно
И сберегали от потех.
Смотрю, как Главный в люк бросает,
Туманя взгляд поверх очков,
Бестселлер для домохозяек,
Отраду тихих старичков.
Была поэзия — и нету...
Что на досуге почитать?!
Но двести с липшим раз планету
Им выпал жребий облетать.
Забудь про всё, очнись и слушай,
И информацию лови:
Контейнер отдал Богу душу,
Тараня плотные слои.
Но я считаю: несомненно,
Всем очень крупно повезло,
Что разлетелись по Вселенной
Стихи поэта Доризо.
И путь, просёлочный и узкий,
пролёг до утренней звезды.
О боже, ну какой же русский
не любит медленной езды.
(Владимир Евсеичев. Места отеческие)
Ползу по узенькой дорожке
и оставляю пыльный след.
Трясутся старенькие дрожки.
То пень, то кочка, то кювет.
Друзья несутся в самолётах.
Идёт-гудёт ХХ-й век.
Мне ж торопиться неохота:
я всё же русский человек.
На мозги давят перегрузки,
летят на запад поезда,
а я считаю: не для русских
любая быстрая езда.
Я написал стихи про это
и до звезды пешком пошёл.
А Гоголь — не указ поэту.
Он, как известно, был хохол.
Дмитриев Коля,
Касмынин,
Щуплов...
Громко, но это России поэты.
(Михаил Зайцев. Отчий дом)
...Лермонтов Миша,
Бальмонт, Гумилёв
Им передали свои эстафеты.
Тяжек их груз