Выбрать главу

Джером явно был огорчен.

– Прошу вас, дети, не спорьте со мной, – сказал он. – Я не выношу споров.

– Но иногда спорить полезно и даже необходимо, – заявила Вайолет.

– Я не вижу ни одного довода, который был бы полезным или необходимым, – возразил ей Джером. – Эсме заказала нам столик здесь, в кафе «Сальмонелла», я терпеть не могу лососину. Я, конечно, мог бы вступить с Эсме в спор, но какая в этом польза и какая необходимость?

– Да, но вы могли бы съесть обед, который вам по вкусу, – сказала Вайолет. Джером покачал головой.

– Станете старше, сами все поймете, – сказал он. – Кстати, кто-нибудь из вас помнит, который из лососей наш официант? Вам скоро пора ложиться спать, и я бы хотел расплатиться и отвезти вас домой.

Сироты Бодлеры с грустным чувством безысходности поглядели друг на друга. Безысходной казалась им в который раз возникшая ситуация, когда Олаф вновь выдавал себя за другого человека, а грустно им было, так как все попытки убедить их опекуна, что Гюнтер вовсе не Гюнтер, ни к чему не приводили. Они не сказали почти ни слова, когда Джером вывел их из «Сальмонеллы» и они сели в такси, которое и довезло их от Рыбного района до дома 667 на Мрачном Проспекте. По дороге они проехали мимо пляжа, где дети впервые услыхали ужасное известие о пожаре, и у них было чувство, что все случилось очень давно, хотя прошло совсем не так много времени. Дети глядели из окна машины на волны океана, набегавшие на уже совсем темный пляж, и им не хватало больше, чем когда-либо, их родителей. Будь родители живы, они бы прислушались к тому, что говорят дети, они бы поверили их словам о том, кто на самом деле был Гюнтер. Но еще горше для Бодлеров было думать о том, что, будь живы их родители, трое сирот вряд ли бы вообще знали, кто такой Граф Олаф, не говоря уж обо всех его предательских и жадных помыслах. Вайолет, Клаус и Солнышко сидели в такси и печально глядели в окошко, и им больше всего на свете хотелось вернуть времена, когда жизнь их была счастливой и беззаботной.

– Как, вы уже вернулись? – спросил консьерж, открывая дверцу такси рукой, по-прежнему спрятанной в рукаве пиджака. – Миссис Скволор сказала, что вас не ждать раньше, чем покинет пентхаус ее гость, но он еще не спускался.

Джером поглядел на часы и нахмурился:

– Детям пора спать. Если мы пройдем тихо, то никого не побеспокоим.

– Я получил строгий наказ, – сказал Консьерж. – Никто не должен появляться в пентхаусе, пока гость не покинет дом.

– Не хочу с вами спорить, – сказал Джером. – Но, может быть, именно сейчас он спускается вниз. Для того, чтобы спуститься по этой лестнице, нужно много времени, если только не съехать по перилам. Думаю, самое правильное для нас – Начать медленно подниматься.

– Мне это не приходило в голову, – Произнес консьерж, почесав рукавом подбородок. – Ну хорошо, думаю, вы можете двинуться наверх. Не исключено, что вы встретите его на лестнице.

Дети переглянулись. Они не совсем понимали, что заставляет их так нервничать: Мысль о том, что Гюнтер провел много часов в пентхаусе Скволоров, или же перспектива столкнуться с ним на лестнице.

– Может быть, нам все-таки следует подождать, пока спустится Гюнтер, – сказала Вайолет. – Не хотелось бы, чтобы у консьержа были неприятности.

– Нет-нет, – не согласился Джером. – Нам лучше двинуться прямо сейчас, а иначе мы так устанем, что не дойдем до верха. Солнышко, скажи, когда ты захочешь, чтобы я взял тебя на руки.

Они вошли в вестибюль и с удивлением увидели, что, пока они обедали, в нем произошла смена интерьера. Все стены теперь были выкрашены в голубой цвет, а на полу, посыпанном песком, по углам были разбросаны морские раковины.

– В моде морской стиль, – сказал консьерж. – Я получил телефонограмму. К завтрашнему дню вестибюль превратится в подводное царство.

– Жаль, что я не знал об этом раньше, – сказал Джером. – Мы принесли бы что-нибудь из Рыбного района.

– Да, это было бы кстати. Все сейчас бросились покупать морские украшения. Их уже нелегко достать.

– Я уверен, на Модном Аукционе будут выставлены на продажу океанические диковины, – сказал Джером, когда он и Бодлеры подошли к лестнице. – Вы могли бы заглянуть туда по дороге и купить что-нибудь для вестибюля.

– Наверное, я так и сделаю, – сказал консьерж, глядя на детей с какой-то странной усмешкой. – Желаю вам хорошо провести вечер, друзья, – добавил он на прощание.

Бодлеры тоже пожелали ему доброй ночи и стали взбираться вверх по лестнице. Навстречу им попадались люди, спускавшиеся вниз. И хотя на всех были полосатые костюмы, никто из них на Гюнтера не походил. Судя по разговорам, доносившимся из квартир, их обитатели готовились ко сну. На семнадцатом этаже ребенок спрашивал у матери, в которую из ванн уже налили шампунь с пузырьками. А на тридцать восьмом этаже кто-то чистил зубы. Поднявшись еще выше, Бодлеры снова потеряли счет этажам, но все же, очевидно, это была самая верхотура, так как Джером уже нес Солнышко на руках. Низким грудным голосом кто-то вслух читал детям книжку. Все эти звуки постепенно убаюкивали Бодлеров, и к тому моменту, когда они добрались до верхнего этажа, они так устали, что двигались, как сомнамбулы, а Солнышко крепко спала на руках у Джерома. Они настолько устали, что заснули, прислонившись к двум дверям лифтов, пока Джером отпирал дверь, и им стало казаться, что Гюнтер им только приснился. И потом, когда они спросили про него у Эсме, она сказала, что он давным-давно ушел.

– Как, Гюнтер ушел? – переспросила удивленная Вайолет. – Но консьерж сказал, что он все еще здесь.

– Ничего подобного. Он оставил каталог всех вещей, которые будут выставлены на аукционе. Каталог в библиотеке, если захотите взглянуть на него. Мы уточнили кое-какие детали, связанные с аукционом, и затем Гюнтер отправился домой.

– Быть этого не может, – сказал Джером.

– Конечно, может, – ответила Эсме. – Он вышел через входную дверь.

Бодлеры переглянулись в растерянности. Они не понимали, каким образом Гюнтер ухитрился покинуть пентхаус незамеченным.

– Он спустился на лифте? – спросил Клаус.

Глаза Эсме широко раскрылись. Она молча открыла рот и снова закрыла, как будто она испытывала элемент «изумление».

– Нет, – вымолвила она наконец. – Лифт не работает, вы же это знаете.

– Но консьерж сказал, что он все еще здесь, – упрямо повторила Вайолет. – Мы его не встретили, когда поднимались.

– Значит, консьерж ошибся, – ответила Эсме. – Давайте кончим этот разговор, нагоняющий сон. Джером, поскорее отправь их в постель.

Бодлеры переглянулись. Их удивило, что этот важный разговор может вызвать только скуку и нагнать сон. Несмотря на изнурительный подъем, их усталость как рукой сняло, когда речь зашла о местонахождении Гюнтера. Мысль о том, что он сумел исчезнуть так же таинственно, как появился, взволновала их, и сон мгновенно пропал. Однако трое сирот хорошо знали, что и на этот раз им не удастся убедить Скволоров, как не удалось убедить их, что Гюнтер был никакой не аукционер, а Граф Олаф. Поэтому они пожелали доброй ночи Эсме и пошли за Джеромом через три танцевальных зала, мимо столовой для завтраков, потом через две гостиные и наконец добрались до собственных спален.

– Спокойной ночи, дети, – сказал Джером и улыбнулся. – После такого подъема все вы трое, очевидно, свалитесь, как чурбаны. Конечно, речь здесь не идет о древесных отходах. Я хочу только сказать, что, как только вы доберетесь до постелей, вас уже будет не растолкать.

– Мы поняли, что вы имеете в виду, Джером, – ответил Клаус. – И надеюсь, что вы правы. Спокойной ночи.

Джером улыбнулся детям, и дети улыбнулись ему в ответ, а затем снова переглянулись, прежде чем разойтись по своим спальням и закрыть за собой дверь. Дети знали, что они не свалятся, как чурбаны, а будут всю ночь беспокойно ворочаться с боку на бок от одолевающих их мыслей. Сироты гадали о том, где мог прятаться Гюнтер и как ему удалось их найти, и о том, какую новую гнусность он затевает. Они думали о том, где могли быть сейчас тройняшки Квегмайры сейчас, когда Гюнтер затеял охоту на них, Бодлеров. Еще гадали они о том, что означают три буквы «Г.П.В.» и могли бы они помочь им бороться с Гюнтером, узнай они это. Бодлеры метались и ворочались, их не оставляли тревожные мысли, и они все меньше походили на неподвижные деревяшки, а все больше на живых детей, попавших в сети зловещего и таинственного заговора. Такой бессонной ночи в их юной жизни им еще не выпадало.