Выбрать главу

Мы шли через лес, полный оборотней, постоянно оглядываясь и при малейшем шорохе настораживались до предела. Хоть Млерк каждый раз уверял нас, что это упавший лист, просто весящий более полтора килограмма, или хрустнувшая ветвь, но взять и перестать боятся значило бы отключить инстинкт самосохранения, что на данный момент, увы, невозможно. Солнце клонилось к закату, а мы, судя по карте, были всего лишь на половине пути. Где встретили ту самую «неожиданность».

Кто бы мог подумать, что один из тех самых кровожадных и свирепейших оборотней будет свинья. Соглашусь, массой и алчностью он и вправду превосходил домашних хрюшек, но повизгивая и бегая в десяти метрах от нас, он не производил впечатления закалённого бойца и охотника. Один меткий бросок и туша с грохотом свалилась набок.

Что бы не говорили о хлипких проверочных, но и к нам забредает нечисть во время работы, и ни один не прошёл. Ловкость, меткость, хладнокровие. Приходили к нам и дриады, принимая очертания родных людей, погибших или живых, а затем выпивают душу через песни. И милые плайки, которые без зазрения совести опутывают душу гневом, заставляя того убивать сородичей, принося останки самой твари. И много ещё живностей повидал со смерти родителей, а уж скольких они… до того, как один такой не перегрыз всю их команду. Это был первый и последний провал команды по укреплению и защиты купола. Какая же причудливая барышня-судьба. Там, где потерял единственных родных, обрёл любимую, смысл жизни. Спасибо тебе за этот подарок…

Я подошёл к еле дышащему животному и понял, что не ошибся. Это был оборотень. Его глазёнки умоляли оставить его в живых, не добивать, так как нож недостаточно прорезал жирную плоть. Перевоплотиться он не мог, так как в животном обличии регенерация была сильней и всё, что ему оставалось – визжать и пытаться толкнуть посильнее копытами хоть кого-то. Чтобы прекратить его мучения, я прирезал до конца и так едва живую свинью.

Мы уже продвигались дальше, как послышался грохот и землетрясение. Внезапно на нас понеслись дикие животные, мелкие грызуны и опасные хищники – все бежали от неизвестной опасности. Убегать на данный момент было бы самым глупым решением. Первым делом нужно было укрыться от облавы, но… всё вокруг будто вымерло. С той стороны веяло огромнейшей силой, от которой невольно подкашивались ноги и перехватывало дыхание. Единственный вариант узнать, что там – пойти и посмотреть, что мы и сделали. Подсознательно понимал, что там опасно, но меня буквально тянуло в ту сторону, так что не мог ничего поделать с собой, а остальным ничего не оставалось, как идти следом.

 

«Нам нужно сделать это вместе. Ты готова?»

Да.

«Напоминаю: произойдёт всё максимально быстро, будет очень больно, но как только ты отпустишь меня всё пройдёт, поэтому не медли. Мы станем одним целым, что позволит тебе принять все мои знания и оставаться живой в новом теле. Я ещё никогда такого не делала… полное слияние. Это очень опасно.»

Я больше так не могу! Каждый раз, когда просыпаюсь после дурмана, которым меня пытаются «соблазнить», тело не болит. Болит душа. Будто её выворачивают, потрошат и скомкано возвращают назад. Это больнее любого удара. Ты должна понимать какого мне! Но пока что они ничего со мной не сделали. И не сделают. Поэтому я и решилась на это.

Мне страшно. Страшнее чем тогда, в снегу возле ущелья, возле леса. Страшно из-за неизвестности… я не знаю, когда в следующий раз ко мне придут с пыткой, а когда просто поговорить, когда принесут свежее сырое мясо, а когда впустят зверька, мол, лови, ты же одна из нас, ты будешь убивать. Не знаю, когда они всё же решат, что хватит за мной приглядывать, ухаживать, и всё же накинутся… все вместе. Не знаю сейчас ночь или день, сколько суток прошло, может сегодня полнолуние, и именно сегодня ночью эти двери откроются для того чтобы я вышла. Нет, не на волю. На моё мучение и их веселье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лиска понемногу умирает. Там внутри моей души она гаснет. Я её не выпускаю для того, чтобы оборотни не учуяли её и не обезумели. Первое время она недовольно скулила, затем чуть ли не вырвалась, а потом… потом она затихла. Я едва чувствую её. За неё тоже боюсь. Хоть мы и подружились совсем недавно, но она моя частица, очень весёлая, задорная и ласковая. Именно она первой прочувствовала мою симпатию к Анкеру. Нет же, не симпатию. Это нечто большее. Я хочу его увидеть, снова пойти на прогулку, весело играть в снежки и разговаривать о беззаботных вещах, уносящих далеко за пределы известного нам мира. Хочу выбраться отсюда.