«Купеческой охране стоило бы больше доверять заграждениям Клэйр», – подумала Лираэль, снова покосившись на воинов и воительниц в доспехах. Один из стражей заметил ее интерес и на мгновение – прежде чем девушка отвернулась – встретился с ней взглядом. За эту краткую секунду она хорошо разглядела молодого стражника: в отличие от прочих, у этого еще и голова гладко выбрита, кожа черепа прямо-таки сияет, отражая свет знаков Хартии на потолке.
Лираэль демонстративно его проигнорировала, но стражник уже поднялся и подошел к ее столику. Армированная куртка была парню явно великовата: дорастет он до нее не раньше чем через несколько лет. Лираэль насупилась и отвернулась. Только потому, что Клэйры иногда выбирали себе возлюбленных из числа гостей, некоторые полагали, что любая из Клэйр, спустившаяся в нижнюю трапезную, наверняка ищет себе мужчину. Эта мысль, по всей видимости, особенно прочно засела в головах юнцов лет шестнадцати.
– Прости, можно, я сюда подсяду? – спросил стражник.
Лираэль неохотно кивнула. Стражник уселся; пластинки с лязгом взметнулись и опали на его груди текучим металлическим водопадом.
– Меня зовут Барра, – весело представился он. – Ты здесь впервые?
– Что? – смущенно переспросила Лираэль. – Здесь – в смысле, в трапезной?
– Да нет, – рассмеялся Барра и, разведя руки, обозначил пространство куда более обширное. – Здесь – в смысле, на леднике Клэйр. Я тут уже второй раз, так что могу тебе все здесь показать, если хочешь… хотя, наверное, твои родители частенько сюда наезжают с товаром?
Лираэль снова отвернулась; на скулах ее вспыхнули алые пятна. Девушка попыталась придумать какой-нибудь ответ, какую-нибудь язвительную колкость, но в сознании билась одна-единственная мысль: даже чужакам понятно, что она на самом деле не из Клэйр. Даже бренчащий металлом бестолковый недоросль и то это видит.
– Тебя как звать? – спросил Барра, не замечая ни румянца, ни чудовищной пустоты, что все сильнее охватывала душу девушки.
Лираэль сглотнула, облизнула губы, но так и не смогла заставить себя ответить хоть что-нибудь. Ей казалось, у нее нет имени, она вообще никто. Она даже глаз не могла поднять на собеседника: в них стояли слезы, так что бедняжка неотрывно смотрела на тарелку с недоеденной грушей.
– Просто поздороваться хотел, – смущенно пробормотал Барра, когда молчание слишком затянулось.
Лираэль кивнула; на грушу упали две слезинки. Она не подняла взгляда и не попыталась вытереть глаза. Руки казались такими же безжизненными и бесполезными, как и голос.
– Извини. – Барра с лязгом поднялся на ноги.
Сквозь завесу упавших на глаза волос Лираэль наблюдала, как он возвращается к своему столику. Когда до места оставалось всего несколько шагов, кто-то из мужчин вполголоса отпустил какое-то замечание. Барра пожал плечами, и мужчины – да и кое-кто из женщин тоже – расхохотались.
– Сегодня мой день рождения, – прошептала Лираэль, обращаясь к своей тарелке. Слезы не столько стояли в глазах, сколько звенели в голосе. – А вот и не буду плакать в свой день рождения! – Девушка встала, неуклюже переступила через скамью и понесла тарелку с вилкой к окошечку судомойни, стараясь не встретиться взглядом с работающими там двоюродными, троюродными и четвероюродными сестрами.
Она все еще переминалась там с тарелкой в руках, когда вниз по главной лестнице спустилась одна из Клэйр и ударила жезлом с металлическим наконечником по первому из семи гонгов, расставленных на нижних семи ступенях. Лираэль окаменела, все разговоры в трапезной немедленно стихли. Клэйра спускалась, ударяя по каждому из гонгов по очереди, и разные ноты сливались воедино и эхом гасли в отдалении.
На последней ступени Клэйра остановилась – и воздела жезл. Сердце Лираэль затрепетало в груди, а живот скрутило от тревоги. Именно так она себе все и представляла! Настолько точно, что, конечно же, это не было игрой воображения – но началом Прозрения!
Сораэ, как свидетельствовал ее жезл, ныне выступала Гласом Девятидневной Стражи, Гласом, возвещавшим, что Стража провидела нечто значимое и важное для Клэйр или для королевства. А главное, всякий раз, когда Стража провидела девочку, для которой наступает срок обрести Прозрение, Глас объявлял и об этом.
– Да узнают все вместе и каждый в отдельности, – провозгласила Сораэ, и звонкий, чистый ее голос разнесся по всей трапезной из конца в конец, и по кухням, и даже по судомойне, – с превеликой радостью Девятидневная Стража возвещает: дар Прозрения пробудился в нашей сестре…
Сораэ перевела дух, чтобы продолжить, а Лираэль крепко зажмурилась, зная: сейчас Глас произнесет ее имя. «Это наверняка, наверняка, наверняка я, – твердила себе она. – На два года позже, чем у всех прочих, и ведь сегодня мой день рождения… Это, конечно же…»