Приветствую всех, кто меня читает.
Я молча снимаю пред ними шляпу,
Когда по дороге ползет телега
И они замечают меня у двери.
Я приветствую их, я желаю им солнца,
А также дождя, когда дождь им нужен,
А также чтоб возле окна в их доме
Всегда стоял бы их стул любимый,
На котором они, удобно усевшись,
Под вечер стихи бы мои читали.
И чтобы, читая стихи, считали,
Что я тоже некая часть природы,
Вроде старого дерева, под которым
В своем давнем детстве, уже забытом;
Наигравшись вдоволь, они сидели,
Утирая лоб свой разгоряченный
Рукавом полосатой своей рубашки.
"Из моей деревни глазу открывается такой простор..."
Из моей деревни глазу открывается такой простор,
словно из вселенной.
А раз так, то моя деревня не меньше целой страны,
Значит, и я столь же велик, как то, что мне видно,
А не такой, как на самом деле...
Просто в городе жизнь ростом поменьше,
Чем в моем доме, что стоит на юру.
Здания в городе запирают нам глаза на ключ,
Скрывают горизонт, застят небо,
Отнимают у нас то, что дают нам глаза,
И мы уменьшаемся и беднеем, потому что видеть -
это наш единственный дар.
"В тусклом свете сумерек..."
В тусклом свете сумерек -
Поля за окном.
Я читаю до потемненья в глазах
Книгу стихов Сезарио Верде.
Что за горе! Он, бывший крестьянин,
Стал узником города, чья тюрьма - свобода.
Он так вглядывался в каждую улицу,
В каждый дом,
Пытаясь постичь все, что вокруг,
Как глядят на деревья,
На тропу под ногами,
Как смотрят на полевые цветы.
Его душу терзала такая тоска,
Что и в словах не мог он излить.
Шел он по улице, как идут вдоль межи,
И грустил, будто сорвал цветок,
В книге засушил или в вазу поставил...
"Однажды в полдень, в день конца весны..."
Однажды в полдень, в день конца весны,
Мне сон приснился - четкий, словно фото.
Я видел, как Христос сошел на землю.
Вновь став ребенком,
Он бежал с горы,
Бежал с горы, катился по траве
И рвал цветы, бросал их и смеялся -
Был слышен его смех издалека.
Он убежал с небес.
Он слишком нашим был, чтоб притворяться
Второй персоной в Троице небесной.
Там, в небе, было все ненастоящим,
Так явно контрастируя с земными
Деревьями, цветами и камнями.
Там должно было быть ему серьезным,
И становиться взрослым то и дело,
И на кресте все время умирать,
Венец надев с колючими шипами,
С ногами, приколоченными крепко
Гвоздями, и с набедренной повязкой,
Какие встарь носили дикари.
И мать с отцом ему иметь не полагалось
Таких же, как у всех других детей.
Его отец в двух лицах был - старик
По имени Иосиф, был он плотник
И не был, в сущности, ему отцом;
Другой был просто голубем, к тому же
Весьма престранным голубем, настолько,
Что голубем, по сути, не был он.
А мать его - она и не познала
Любви пред тем, как в свет ему явиться.
Она была как бы лишь колыбелью,
В которой он спустился к нам с небес.
И что ж, они хотели, чтобы он,
Рожденный лишь от матери одной
И не имевший никогда отца,
Которого бы мог он полюбить, -
Чтоб он носил с собою и в себе
Одну лишь доброту и справедливость!