Ибо сердце мое вычерпано до дна.
На манер заклинателей духов заклинаю себя самого -
И ничего не нахожу.
Подхожу к окну и с непреложной ясностью вижу
улицу,
Вижу лавки, вижу тротуары, вижу катящиеся
автомобили,
Вижу живых, покрытых одеждой существ, бегущих и
сталкивающихся,
Вижу собак - они тоже и несомненно существуют,
И все это гнетет меня, словно приговоренного
к ссылке,
И все это - как и все вообще - чужеземное.
Я пожил, я выучился, я полюбил, я даже уверовал,
Но нет такого бродяги, кому бы не позавидовал
сегодня
лишь потому, что он - это не я.
Гляжу на лохмотья, на язвы, на притворство
И думаю: должно быть, ты никогда не жил, не учился,
не любил и не верил
(Потому что вполне возможно, ничего этого не делая,
создать реальность всего этого),
И, должно быть, ты всего лишь жил-поживал,
как ящерица, у которой оторвали хвост,
А что такое хвост для тех, кто ящерицы ниже?
Я сделал из себя, чего и сам не знал,
А то, что мог бы сделать из себя, не сделал.
И выбрал домино себе не то,
В нем приняли меня совсем не за того, а я
не отрицал и потерял себя.
Когда же маску снять я попытался,
Она так крепко приросла к лицу, что долго ничего
не выходило.
Но все же я сорвал ее и, в зеркало взглянув,
Увидел постаревшее лицо.
Я пьян был и не мог надеть костюм, который раньше
мною не был сброшен.
Я маску сбросил, уснул в швейцарской,
Как безобидный пес по милости привратника.
Чтоб доказать возвышенность свою,
я допишу историю.
О музыка,- стихов моих бесполезных основа,
Вот бы найти тебя, обрести тебя,
А не стоять перед табачной лавкой,
Сознание того, что существую, швырнув себе под ноги,
как коврик,
Как коврик - о него споткнется пьяный или телок,
украденный цыганом,
Не стоящий на рынке ничего.
Но вот хозяин к двери подошел и стал у двери.
Я на него гляжу вполоборота, и затекает шея
И, может быть, еще сильней - душа, томящаяся от
непониманья.
Умрет он. Я умру.
Уйдет он от разложенных товаров, я от стихов уйду.
Настанет день, его товары сгинут, когда-нибудь
умрут мои стихи.
Потом умрет и улица, где помещалась лавка,
Умрет язык, на котором написаны стихи.
Умрет, вращенье оборвав, планета, где все это
происходило,
А где-нибудь в галактиках иных подобное человеку
существо
По-прежнему будет создавать подобия стихов и стоять
у подобия витрины,
Одно всегда напротив другого,
Одно так же никчемно, как другое,
И невозможное так же нелепо, как действительное,
И тайна глубины так же непреложна,
как тайна поверхности,
Всегда одно или другое или ни того, ни другого.