Марциальная ода
Безводная река - в ней только бесчисленные
люди и вещи,
Но она до ужаса безводна!
В ушах у меня барабаны грохочут,
Понять не могу, реку ли я вижу, барабаны ли слышу,
Как будто и слышать и видеть нельзя их вместе!
Эла-о-о! Эла-о-о!
Ручная машинка бедной вдовы, штыком
умерщвленной...
Когда-то по вечерам она на ней шила...
Стол, за которым старые люди играли в карты,
Все это смешалось, смешалось с телами и кровью,
Все стало одной рекою, одной волною, одним
ползучим кошмаром.
Эла-о-о! Эла-о-о!
Я откопал расплющенный на мостовой жестяной
паровозик
И плакал, как плачут все матери мира в страхе
пред жизнью,
Своею ногой пантеиста споткнулся о швейную
машинку вдовы, умерщвленной штыком,
И бедная, мирная эта машинка копьем мне сердце
пронзила.
Да, я во всем виноват, я, солдат,
Что всех убивал, насиловал, жег и рушил,
Нечистая совесть моя, мой позор отбрасывают
безобразные тени,
Подобные Агасферу, бродили они со мною по свету,
А вслед за моими шагами другие шаги громыхали,
размашистые, как бесконечность.
Внезапно заставил меня закрыть глаза
физический страх от возможной встречи с Богом.
Абсурден Христос, искупающий все преступления
и все насилия,
Мой крест - во мне, недвижный, жгущий, крушащий,
Все вобрала душа моя, безбрежная, как вселенная.
Я вырвал игрушку из рук ребенка и ударил ребенка.
Глаза у него - как глаза моего сына, который
у меня, быть может, еще родится и которого
также убьют,
Испуганно и благочестиво молили меня за всех,
того не ведая сами.
Из комнатушки старухи я выволок портрет ее сына
и разорвал на клочки.
Испуганная и бессильная, она зарыдала...
Я внезапно понял, что она - моя мать, и всей кожей
ощутил страх божий.
У бедной вдовы разбил я машинку.
Она захлебнулась рыданьем, забыв о швейной
машинке.
А что, если в мире ином у меня будет дочь, и она
овдовеет, и с нею будут так обращаться?
Я, будучи капитаном, велел расстрелять крестьян
дрожащих,
Позволил насиловать дочерей, чьи отцы привязаны
были к деревьям.
Теперь я понял, что все это произошло в моем сердце,
Что все это жжет и душит и я не могу шевельнуться,
не ощутив этой боли.
Боже, сжалься надо мной, никого не жалевшим!
Требуха в томатном соусе
Однажды, в недорогом ресторанчике, вне времени
и пространства
Мне подали любовь - под видом холодной требухи
в томатном соусе.
Я вежливо сказал посланцу кухни,
Что предпочитал бы есть ее горячей,
Что это блюдо - требуху в томатном соусе -
холодным не едят.
Мне стали возражать.
Я всегда оказываюсь неправ, даже в ресторане.
К холодной требухе я не притронулся,
другого ничего мне не хотелось,
Я заплатил по счету и пошел бродить по улицам.
Какая бессмыслица, правда?
Но так случилось со мной.
(В детстве каждого человека был какой-нибудь сад,
Собственный, городской, соседский,
Настоящим хозяином сада были тогда наши игры;
А теперь нам грустно.)
Я прекрасно все это знаю, и все-таки
Я попросил любви - а дали
Холодной требухи в томатном соусе.
Такую требуху никто не ест холодной.
Мне подали ее холодной.
Я оставил ее нетронутой. Была она холодной.
Ее не едят холодной. А мне принесли холодной.