И я уже в первом звуке
Повтор узнаю на слух.
Всплывая, как сон, над полем,
Где снова мой путь пролег,
Твой близкий, твой встречный голос
В душе моей так далек.
И с каждым твоим ударом,
Дошедшим издалека,
Все дальше мое былое,
Все ближе моя тоска.
КОСОЙ ДОЖДЬ
I
Вплывает в окрестность мираж небывалого порта,
И в купах соцветий сквозит белизна парусов,
За которыми стелются тенью
Вековые деревья пронизанной солнцем округи...
Та гавань, которая снится мне, вечно в тумане,
Как вечно на солнце окрестные рощи.
Но где-то во мне это солнце становится портом,
Прощально туманя залитые солнцем деревья...
И, дважды свободный, я трогаюсь в путь.
Портовая пристань - обочина тихой дороги
Встает, как стена,
И в отвесную горизонтальность
Уходят суда сквозь деревья,
С каждой ветки роняя швартовы...
Кто я сам в этом сне, я не знаю...
Внезапно на рейде становится море прозрачным,
И в нем, как огромный эстамп,
Видна вся округа, деревья, дорога на солнце,
И старинное судно - древнее, чем весь этот порт,
Затеняет окрестную явь,
Подплывает ко мне и мгновенье спустя,
Всколыхнув мою душу, плывет на другой ее берег...
II
В дожде загораются свечи,
И что ни свеча, то новые всплески в окне...
Сегодняшний дождь - это светом залитая церковь,
Где отсветы окон становятся отзвуком ливня...
Алтарь ее - горы, которые еле видны
Сквозь дождь, золотое шитье на алтарном покрове...
Идет литургия, и в окна латынью и ветром,
Стекло сотрясая, вторгается пасмурный хор...
Секвенция - шум лимузина, который рассек
Ряды прихожан, в день печали склонивших колени...
Вдруг ветер сотряс литургию
На высшей из нот - и все потонуло в дожде,
Лишь пасторский голос воды отозвался вдали
Гудению автомобиля...
И церковь задула огни
На исходе дождя...
III
В бумажном листе спит великий египетский Сфинкс...
Я пишу - и его очертанья сквозят под рукой,
А поодаль растут пирамиды.
Я пишу - и, нечаянно глянув на кончик пера,
Вижу профиль Хеопса...
Роняю перо.
Все темнеет. Я падаю в бездну веков...
В глубине пирамиды я горблюсь под этой же лампой,
И вся косность Египта хоронит меня и стихи...
Слышу в скрипе пера
Смех Великого Сфинкса,
И огромная, необозримая лапа
Сметает с бумаги слова
И в бумажной пустынности труп фараона
Не спускает с меня неподвижно расширенных глаз.
Наши взгляды встречаются,
И в глубине перспективы
На пути от меня к моим мыслям
Плещет Нил и на солнце играют
Весла, золото и вымпела.
Это древнее золото - я, саркофаг фараона...
IV
Тихий угол мой оглох от бубнов!
Это андалузский перекресток.
Жар весны и чувственного танца.
Все на свете разом замирает,
Цепенеет, ширится, пустеет...
Белая рука приоткрывает
В гуще строк заветное окошко,
Падает фиалковый букетик
И весенней ночью предстает
Моему невидящему взгляду.
V
Где-то солнечный вихрь карусельных лошадок.
Пляшут камни, деревья, холмы, замирая во мне...
Ночь в потешных огнях, полдень в лунных тенях.
И на свет балаганов ворчат хуторские ограды...
Стайка девушек, радуясь солнцу
И придерживая кувшины,
Встречается с буйной ватагой идущих на праздник.
С мельтешеньем людей, балаганных огней и потемок.
И обе процессии, та и другая,
Став одной, остаются двумя...
А праздник, и отсветы праздника,
и на праздник идущие люди,
И полночь, донесшая праздник до самого неба,
Плывут над вершинами залитых солнцем деревьев,
Плывут под обрывами выжженных солнцем утесов
Скользят по кувшинам, венчающим девичью стайку
И все это вешнее утро - луна над гуляньем,
И весь этот праздник в огнях - озаренная даль.
И вдруг будто кто-то тряхнул надо мной решето,
И пыль этой сдвоенной яви легла в мои руки,
В ладони мои, где сквозят очертания порта
И уходят во мглу корабли, не надеясь вернуться
То белый, то черный песок золотится в ладонях,
Невесомых, как поступь той девушки, что
возвращается с тандев.
Одна, беспечальней, чем эта весенняя даль...
VI
Дирижерская палочка взмыла,
И зал наполняет томительно-грустная музыка...
Она так похожа на детство
И день, когда в нашем саду
Я играл у беленой стены и кидал в нее мяч,
На котором с одной стороны был зеленый пес,
А с другой - голубая лошадка под желтым жокеем...
Музыка длится, и вдруг между мной и оркестром
Вырастает из детства стена, и вращается мяч,
И носится взад и вперед то зеленый мой пес,
То моя голубая лошадка под желтым жокеем...
Весь театр - это сад, мое детство
Обступает меня, отзывается музыкой мяч
Все смутней и смутней, и все слитней
под музыку скачут
Мой желтый жокей вперегонку с зеленой собакой...
(Так быстро вращается мяч между мной и оркестром...)
Я бросаю его в мое детство,
Он летит по театру, который готов, как ребенок,
У меня под ногами играть с моим желтым жокеем,
И зеленой собакой, и вскочившей на белую стену
Голубою лошадкой... И музыка звонко бросает
Мячи в мое детство... И так уморительно скачет
Дирижерская палочка над каруселью жокеев,
Голубых лошадей и зеленых собак на стене...
Весь театр - это музыка, ставшая белой стеной,
Где зеленому псу не угнаться за памятью детства,
Голубой моей лошадью, загнанной желтым жокеем...
И на всем протяжении, слева направо - деревья,
А на нижних ветвях музыканты
Провожают меня к пирамиде мячей на прилавке
И мужчина за ним улыбается в мареве детства...
Обрывается музыка, словно упала стена,
И мяч по обрыву скатился на дно сновидений.
Бросив палочку вслед, обернувшийся черным жокей
Осадил голубую лошадку
И с улыбкой склонился, качнув белый мяч на макушке,
И мяч этот белый исчез у него за спиной.
x x x
Мне сердце тихая боль саднит.
Не знаю, откуда она и чья.
Над мнимой гордыней моею - нимб
Из сонного бреда и забытья.
Крупицы страха блестят под ним,
Как звезды с неба небытия.
Мне снег безмолвия полнит слух.
Вон всадник вглядывается в дом
Белесый холод недвижен, глух,
Мертвую ночь оковало льдом.
В оцепенении никнет дух,
Тоску я сглатываю с трудом.
Мне мысль мучительна и горька.
Дрожь пробегает по коже рук,
Словно по водам, когда река
Про то, что на дне, вспоминает вдруг.
В кузнице скорби кует тоска
Холодной ковкой ночной досуг.
ПЕСНЯ
Кобольдов или эльфов
Пение вдалеке?
Кружатся отголоски
В сумрачном сосняке.
Вслед за безвестной тропкой
Прянут за поворот,
Будто из рощи кто-то
Глянет - и пропадет.
Кто-то, чей призрак смутный
Тонет, уйдя во тьму...
Слышу - и чуть не плачу.
Плачу, но почему?
И наяву ли эта
Песня, что так легка,
Или она - лишь сосны,
Сумерки и тоска?
Но, улетая с ветром,
Отзвук последний стих,
И ни единой ноты
В гуще стволов ночных.
x x x
Ночи конца не видно!
Время - за часом час
Тянется еле-еле...
Сядь и склонись к постели,
Где не смыкаю глаз.
Это любил ребенком
И не сберег, взрослев...
Спой надо мною, няня:
Будит воспоминанья
Горестный твой напев.
Дочь короля влюбилась...
Сколького не верну!
Где это все? Ни тени
Спой же мне о забвенье,
Тихо клоня ко сну...