Над ним склонилась старенькая мама;
Он матери своей не узнаёт:
В шальном бреду любимую упрямо
Зовёт он. Да и как ещё зовет!
Вот что приснилось девушке
влюблённой,
Заставивши её мгновенно встать.
Плитою до предела раскалённой
Ей показалась белая кровать.
Тот, кто любви бывает слепо верен,
Тот, кто любовь сквозь трудности
пронёс, —
О, тот всегда немного суеверен,
Когда любви касается вопрос.
«К нему, к нему, во что бы то ни стало!
Он хочет так. Он так и говорил!»
Вкруг головы косынку повязала,
Которую любимый подарил.
Скорей, покуда мама не проснулась,
Одеться — и вперёд, к своей судьбе…
Под сердцем что-то больно шевельнулось,
Напоминая властно о себе.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Читатель мой, ни письменно, ни устно
Своей поэмы я не допою.
Читатель мой, мне так сегодня грустно
За героиню юную мою.
Жизнь у неё не вся ещё прожита,
Ошибок нет непоправимых.
Но…
Как порванную нитку ни вяжи ты,
А узел остаётся всё равно.
Отступник
Он опять нацедил
Для себя валерьянки в стакан.
Он сегодня опять
Дребезжит,
Как плохая гитара.
Твой владыка сегодня
Опять не в себе,
Ватикан —
Государство всесильное
В сорок четыре гектара.
Он отводит глаза
От спасительных прежде высот —
Тех,
Откуда непрошенно
Звуки летят неземные.
Звук за звуком летит,
Словно пуля за пулей,
В висок —
Новорожденных спутников,
Дерзких, земных,
Позывные.
Озорная собака,
Облаяв богов в небесах,
Подрывает сегодня
Навечно
Престиж Ватикана.
Ватиканская ночь…
Молчаливо стоят на часах
Двести два допотопных,
Закованных в сталь
Истукана.
Ватиканская ночь…
Снова челюсть хрустит от зевот.
Но теперь не до отдыха,
Поднята на ноги пресса.
Папа Римский к себе
Пожилого монаха зовёт —
Фанатичного,
Умного
И делового професса.
— Мы теперь, о заблудших
И денно и нощно скорбя,
Ни о чем о другом
Преждевременно думать не вправе.
Подойди ко мне, сын мой,
Благословляю тебя
На святые деяния,
К вящей божеской славе.
Папа стиснул ребристый
Костлявый кулак
До того,
Что слетела с лица
Восковая елейная маска:
— Чтобы смять коммунизм —
Мы должны опровергнуть его! —
И монаха заставил
Читать сочинения Маркса.
Под бровями монаха
Мерцает недюжинный ум,
Фанатичная воля
Души неспокойной, но честной.
Совершает он «подвиг»,
Мрачнея от путаных дум,
Отрешившись от мира
За стенами келейки тесной.
За страницей страницу
Листает, натужно сопя,
«За» и «против» пытаясь
Поднять на своём коромысле.
Но потом, увлекаясь,
Негаданно вдруг для себя
Покоряясь
Другой,
Удивительной логике мысли,
Перелистывал книгу он,
Жизнь вспоминая свою,
Словно нищий,
Считающий
В ветхой лачуге манатки…
Да, сознанье его
Подчинялось его бытию…
Но теперь пробуждалось
Другое сознанье в монахе.
Да и что из того,
Что сейчас у него на счету
В «Банноди́ Санто Спирито»
Бешеных денег в избытке!..
Он внезапно слепую
В себе ощутил нищету,
Понимая, что с детства
Духовно обобран до нитки.
Собака
Теперь она уже почти стара.
Она ещё с поры щенячьей помнит
И запах запыленного ковра,
И мебель холостяцких тесных комнат.
Хозяина лишь только одного
Она на белом свете признавала.
По вечерам, прильнув к ногам его,
Ему ладонь тяжёлую лизала.
А ежели ее хозяин к ней
Домой не возвращался слишком долго,
Она ложилась около дверей,
Лобастая,
похожая на волка.
. . . . . . . . . . . . . . .
Вот и теперь:
темнеет, скоро ночь.
Она одна. Стучат часы устало…
Но вдруг — шаги,
такие же точь-в-точь,
Как у ее хозяина.
Привстала,
Прислушалась.
Хозяйский шаг тяжёл…
И тут она почуяла тревожно,