Что кто-то за хозяином прошел
Походкой торопливо-осторожной.
Он не один. С ним женщина пришла.
В красивые глаза нежданной гостьи,
Как искры, вдруг
метнулись из угла
Глаза собачьи, жёлтые от злости.
Хозяин резким словом, как кнутом,
Обжёг её:
— На место, пустолайка! —
И показал на женщину потом:
— Люби её. Она твоя хозяйка.
Собака здесь жила немало лет.
Она ещё с поры щенячьей помнит,
Как пахнет непокрашенный паркет
И мебель холостяцких тесных комнат,
Как пахнет к сапогам прилипший снег,
Когда домой является хозяин,
Полярный лётчик,
сильный человек,
Который так сейчас неузнаваем.
Она привыкла к запаху дохи,
Висевшей там, где надо и не надо…
Но не дохою пахнули духи,
И не паркетом пахнула помада.
Наряд хозяйки необычно пёстр,
А голос очень ласковый и мирный:
— Смотри-ка, у тебя красивый пёс…
Вот это, понимаю, страж квартирный! —
Но раздалось из дальнего угла
В ответ на это
злобное ворчанье.
Хозяйка за хозяином пошла,
Пожав непонимающе плечами.
Покой квартиры с той поры исчез.
Скрестились, как невидимые шпаги,
Две ревностные силы двух существ:
Любовь жены
и преданность собаки.
. . . . . . . . . . . . . . .
Хозяин, теребя короткий ус,
Во время воскресений беззаботных
Присваивал супруге, как индус,
Ласкательные прозвища животных.
И как бы в подтвержденье этих слов
В ответ она мяукала устало…
А, как известно испокон веков,
Собаки кошек любят очень мало.
Да, это так.
Иначе почему ж
Собака оживает, чуя только
Тот день, когда
её хозяйки муж
В далёкий рейс отправится надолго…
В такие дни становится нежней
Хозяйка с ней.
С хозяином — тем паче…
Но мало что на свете есть верней
Врождённой интуиции собачьей.
Хозяйка мужа к двери подведёт,
А проводивши, к зеркалу метнётся,
Подправит губы, брови —
и уйдёт,
Как в прошлый раз, до ночи не вернётся.
Куда уйдёт?
К кому уйдёт она?
Зачем она уйдёт? — не всё равно ли!
Собака вновь останется одна
Обдумывать свою собачью долю.
Одной спокойней.
Раз-другой вздохнёт,
Припомнив все обиды и тревоги.
Квартиру молчаливо обойдёт
И молчаливо ляжет на пороге.
. . . . . . . . . . . . . . .
Темнеют окна. Скоро будет ночь.
Она одна. Часы стучат устало…
Но вдруг — шаги.
Такие же точь-в-точь,
Как у её хозяйки.
Тихо встала,
Насторожённо вслушалась она,
Расширились глаза её, желтея:
Хозяйка шла,
но только не одна,
И только не хозяин шёл за нею.
Открылась дверь.
Они вошли вдвоём.
В прихожей выключатель сухо щёлкнул…
Хозяйка прошептала:
— Вот мой дом, —
Губам мужчины подставляя щёку.
— Иди за мной. Собака? О, пустяк!
Не беспокойся, это не опасно. —
Собаке же она сказала так:
— Люби его. Он мой знакомый. Ясно? —
Молчит собака. Узятся глаза.
Пришелец шубу снял,
шагнул,
но тут же
Испуганно шарахнулся назад,
Ударив в дверь спиной своею дюжей.
. . . . . . . . . . . . . . .
Надрывно голосил норд-ост в трубе.
Гудел в печи огонь, дрова глотая…
Хозяин, воротясь домой к себе,
Не услыхал ликующего лая.
В дверях встречала грустная жена.
В глазах слезинки робкие застыли:
— Ты знаешь, милый, я поражена…
Вот так случилось… Бешенство… Убили: —
И в голосе сочувственная дрожь.
Жена его за шею обнимает…
Хозяин погрустил,
да делать что ж:
В собачьей жизни
всякое бывает.
Мамай
То колотится в дверь норд-ост,
То стучится в окно зюйд-вест…
Только снег да крупинки звёзд, —
И на сотни торосных вёрст
Ни единой души окрест.