Как конокрады на коней,
На русские суда грузились.
И «Минин»,
ледокол-колосс,
Непокупной и непродажный,
Как в рабство угнанный матрос,
Издал последний крик протяжный:
«Моя-а Россия-а, до свида-а…» —
А на борту брюзжал поручик:
— России надобны суда.
Она их больше не получит.
…И «Минин»,
лёд морской кроя,
Как шкуру белого медведя,
Шёл в незнакомые края,
Покинутой Россией бредя.
Митинги победные
Брюха не насытили.
Рваные и бледные
Ходят победители.
Смотрят озабоченно,
С голода качаются,
Говорят, что «оченно»
Скверно получается:
Гидрой буржуазною
Сапоги повымарать.
А победу празднуя,
С голоду повымереть.
Над голодным городом
Сытый бас оратора:
— Кто пугает голодом?
Бейте провокатора!
Речи бесполезные
И словообильные!
Люди мы железные,
Люди мы двужильные!
Рано ремонтировать
Нашу правду вескую,
Поздно агитировать
Нас за власть советскую!
Мы ее,
родимую,
Сами в битвах строили
И не отдадим её,
Что б это ни стоило.
Но,
чтоб завтра
надолго
Мир цветущий выстроить,
Нам
сегодня
надобно
Не подохнуть —
выстоять!
Нужен хлеб для этого.
Только где он?
Нет его…
Этой ночью,
не смыкая глаз,
Теребил он клинышек бородки:
Новая идея родилась.
Новые,
на лбу его бороздки.
От движений резких Ильича
Тени на стене снуют косые…
Освещает трепетно свеча
Карту исполинскую России.
Север, север,
дальний порт морской!
Голод в феврале и голод в марте…
Трудно до Архангельска
рукой
Дотянуться,
даже здесь,
на карте.
И попробуй, доберись туда,
Хлеб доставь товарищам неблизким!..
Нет дорог,
не ходят поезда.
Морем?
Но российские суда
Плавают под знаменем английским…
Новый флот…
Он так необходим.
Но откуда взять его?
Откуда?
Верить в чудеса мы не хотим,
Но спасти нас может только чудо.
ГОЛОСА ДРУЗЕЙ
Муса Джалиль
Сабля
«Кто с мечом придёт, тот от меча и погибнет».
Хороши твои сапоги,
Сабля вся твоя в серебре,
Но устали твои шаги, —
Задержись на моём дворе!
Ты зайди ко мне,
Отдохни
От кровавых своих расправ…
На шелковые простыни
Уложу тебя, обласкав. —
Франтоватый головорез
Подбоченился. Он польщён.
Он красавиц таких окрест
Никогда не встречал ещё.
Улыбаясь, за ней идёт
И садится за стол, сопя.
Жадно ест и без меры пьёт,
И снимает мундир с себя.
Саблю — в сторону,
Сам — в кровать
Лёг, почёсывая живот.
— Не пора ли, хозяйка, спать? —
Искривил похотливо рот.
— Эй, хозяйка, ко мне иди! —
Только вдруг отрезвел. Примолк.
Был приставлен к его груди
Беспощадный стальной клинок.
Саблю он опознал свою,
Голос женщины опознал:
— Ты позорил мою семью,
Ты детей моих убивал.
Смертью праведной насладясь
Тех, кто мною был так любим,
Захотел ты ещё сейчас
Насладиться телом моим.
Сабля твой украшала стан,
Покраснела от крови сталь.
С ней пришёл ты в мое жильё,
Так умри же ты от неё! —
Так сказала жена и мать.
И по самую рукоять
В сердце, сжавшееся в комок,
Погрузила стальной клинок.
Рубаха
Поёт Дильбар,
Рубаху вышивает
Она тому, кто так сейчас далёк,
Что песни и ветра не долетают
В те земли, где ступал его сапог.
Поёт Дильбар.
То грустный, то счастливый
Струится голос в утренней тиши.
И на следы иголки торопливой
Ложатся тайны девичьей души.
Рубаха, что с такой любовью шита,
Сквозь все огни и воды пролетит,