Третьи сутки колеса стучат
под вагоном упорно.
За окном казахстанские степи —
белы и просторны!
Ни селенья навстречу,
Ни куста,
Ни озябшей,
Взъерошенной птицы…
Только месяц
Да снег, рассыпаясь,
В ночи серебрится.
От тибетских хребтов,
меж собою враждуя и споря,
Азиатские ветры летят
до седого Каспийского моря.
А за Доном,
За Волгой,
За Обью,
За черной
Насупленной Камой
Просыпается Русь —
Синеглазая
Добрая мама.
И печет пироги,
варит суп и готовит котлеты,
Провожает сынов к тракторам,
кораблям и ракетам.
И следит она зорко
За небом,
За дальним,
Нейтральным пока еще, лесом,
И конечно,
За жарким,
Гремливым и гордым экспрессом,
Что идет, разрывая тугие,
бедовые ветры со вздохом.
Вот такие дела,
Вот такая
Нелегкая наша
эпоха!..
«Как хотел бы тебя я обнять…»
Борису Князеву
Как хотел бы тебя я обнять,
Понизовье в заутреннем блеске!
Ветер снегом веселым опять
Осыпает твои перелески.
Даль прозрачна, покойна, бела
Так, что душу тяжелую лечит,
И сияют церквей купола,
Словно кем-то зажженные свечи.
Вон сорочий базар у холма,
Ты не видел такого, признайся!
А за ним прикорнули дома,
Как в сугробах ушастые зайцы.
Неужели в моей полосе
Сотни лет не менялись привычки?
Но рычит самолет и шоссе,
И гремят через мост электрички.
И еще удивленней, до слез,
То ль царевна, то ль просто Галинка
Под сосульчатым звоном берез
Важно шествует узкой тропинкой…
Рыжий лис задремал на плече —
Он не смог улизнуть от капкана…
Только здесь и понятно — зачем
К нам ломилась орда Чингис-хана.
ОХОТА
Памяти Александра Полежаева
Император держался в седле, как на троне,
Веря думе своей и фамильной короне,
Заревому коню, что гарцует, пылая,
Стае сильных собак, пролетающих с лаем.
Сапогу и ножу, жертве скорой, прицелу,
Строевому, как штык у плеча, — офицеру,
Мягкой спальне жены и министрам заглавным,
Золотому кресту над Исакием славным…
Перелескам, лугам, урожайному году.
Он, хозяин Руси, любит жизнь и охоту.
А далеко в ночи, в дебрях злого Кавказа,
Смотрит в небо поэт — молодой, большеглазый.
Горе шрамом легло над приподнятой бровью,
Перепачканы губы чахоточной кровью.
Стон умолкнет и вновь за кустами воскреснет:
— Ты зачем, государь,
загубил мою песню?
Я веселый и вольный, орленком резвился,
Падал в черные тучи, над безднами вился.
А теперь я, как пес захудалый, подохну,
Потеряют — не вспомнят, найдут — так не охнут…
Приползут на обед престарелые крысы,
И над прахом моим зашумят кипарисы.
Нам давно бы пора поменяться с тобою
Стременами, ружьем и проклятой судьбою.
Разве вечно кружить властолюбцам над нами?
Море бьет в берега громовыми волнами,
И в России заря предвещает погоду.
Едет царь!
Едет царь!
Едет царь!
На охоту!
АЭРОПОРТ
Ни ветров, ни ливней и ни гроз,
Только травы тихо золотятся.
Где-то там, за протемью берез,
Самолеты белые садятся,
То Нью-Йорк!
То Лондон!
То Париж!
То горячий берег африканский!
Как ты просто ныне говоришь
О любой дороге и пространстве!