– Похоже, это ко мне, – ответствовал Эрвин. Виду он не подал, но в душе несколько напрягся. Приветствуя незваных, непрошеных гостей одним жестом, жестом вторым он выпроводил их вместе с собой наружу, под палящее солнце зной пустыни.
«Всех собрали; и Schützstaffel, и «тайная полиция»», – недовольно проворчал (мысленно, как он ошибочно подумал) пустынный лис.
Похоже, его всё-таки расслышали.
– Хорошего дня, генерал! – Начали было агенты.
– Чем обязан? – Недовольно буркнул Роммель, почти не скрывая своего раздражения, хотя обычно отличался умением держать себя в руках в любых обстоятельствах, в различных ситуациях. – И не лень же было добираться сюда из самой Европы?
– Побольше уважения, генерал, – тон гестапо стал жёстче, а глаза – уже.
– А за что вас уважать? За то, что вы мешаете работе? Ваша хвалёная танковая «Totenkopf» ещё два года назад мне все планы спутала! Вы совершенно не умеете воевать сообща; кто в лес, кто по дрова. Никакого слаженного труда, никакой истинно арийской дисциплины (хотя ратуете вы именно за германскую доблесть, но слова расходятся с делами).
– Поэтому вы сменили театр военных действий? Удрали в Африку.
– Назначение дал рейхсфюрер; этого вполне достаточно.
– Мы не ссориться прибыли, – смягчились коричневые рубашки. – Мы...
– Позвольте догадаться, – резко и бесцеремонно перебил их Роммель, имея на это полное право. – Это всё потому, что я до сих пор не состою в НСДАП? Или же что я снисходительно (и даже уважительно) отношусь к иным расам? Не могут простить мне мою лояльность к евреям?
Кажется, люди в чёрном не ожидали такого яростного, такого грубого ответа. Сейчас они, перемигиваясь друг с другом, переминались с ноги на ногу.
– Послушайте, – продолжил Роммель, теряя всякое терпение, поскольку прекрасно знал, с какой целью прибыла эта группа. – Я всего лишь вояка; не более того. Мне приказано штурмовать – я выполняю. Чего ещё вы все от меня хотите? Не впутывайте меня в свои политические игры!
Он промолчал, прежде чем приступить снова.
– Я не отсиживался в окопах; я был на передовой, на линии огня. В минуты нужды я делился последним куском хлеба с простыми солдатами... Я знаю, знаю, конторские вы крысы, кто там под меня роет и копает; вот только предъявить вам мне нечего. Это всё зависть одного человека, которого я обошёл по очкам – просто фюрер доверяет мне больше, чем ему, вот и всё. Теперь ступайте же, мне нужно тщательно продумать план взятия Тобрука. И поверьте мне, зуавы и гуркхи воюют не хуже нас всех (кто бы что не говорил); это смелые люди, достойные всяческого уважения. У них строжайшая дисциплина и верность; всё, как у нас.
– Кстати о гуркхах, – начал кто-то из «гостей», – их ведь набирают из индийцев, верно?
– В подробности я не вдавался, хотя... Это непальские наёмники, завербованные британцами; «колониальные войска», скажем так. А что?
– Есть один человек, который желает... Официально он хочет выяснить генетическое родство между арийцами Рейха и арийцами Британской Индии, эмпирическим путём доказать превосходство первых над последними в ходе эволюции, а неофициально...
– Довольно, – вновь перебил Роммель, – у нас тут, видите ли, война, а не лагеря смерти для мирного населения. Я не допущу сюда работать доктора Йозефа Менгеле; только через мой труп. Мне некогда возиться ни с ним, ни с его больными фантазиями и бредовыми идеями! Никаких айнзацгрупп и зондеркоманд здесь не будет.
– Это ваше последнее слово, генерал?
Роммель молчал.
– В таком случае – занесение в личное дело, а именно сопротивление нашей настоятельной рекомендации, а также (что самое главное) критика партийной идеологии.
– Да ради Бога, – отрезал тот, – я от своего не отступлюсь, ибо это правое дело.
Пожав плечами, люди в чёрном ушли ни с чем.
– Ну что? – С надеждой в голосе спросил ангел смерти.
– Увы, доктор, он вам отказал. Мы ничего не смогли сделать, это его территория.
– Но...
– Он даже слушать не стал. Наслышан уже, наверное... Репутация у вас та ещё. Мы сделали всё, что могли; возвращайтесь обратно.
– Куда я с таким ранением? – Спросил бывший врач сапёрного батальона 5-й танковой дивизии СС «Викинг». – Здешний тёплый климат пошёл бы мне на пользу, да и возлагал я сюда огромные надежды по продолжению своих экспериментов.