Увидя в глазах сослуживцев тревогу, генерал сказал так:
– Бросьте. Ни о какой сдаче не может быть и речи. Мы отступим, но только лишь для того, чтобы эвакуировать нас всех и всё, что у нас осталось. Я не оставлю вас всех на поругание, на истребление англо-американской державе. Я вывезу морем всех вас, до последнего солдата, последнего патрона, последнего бутерброда, последней консервы. Я оставлю врагу лишь то, чего он заслуживает – ничего. Техника, которая не поддастся ремонту, да будет сожжена, дабы не стать чьим-то трофеем. Запомните: германская нация не сдаётся. Она может проглотить цианид, но остаться при своём мнении. Она может умереть, но только по своей воле и во имя чего-то совершенного, во славу чего-то великого. Мы уже вернули себе наши исконные земли, Эльзас и Лотарингию, Шлезвиг-Хольштайн и всю восточную Пруссию; этого вполне достаточно. Чужого нам не надо. Мы оставляем Африку, мы покидаем её, но сами мы – не сломлены, не повержены; наш дух уцелел. Никто и ничто не упрекнёт нас, рядовых солдат и офицеров Вермахта, в бесчестии. Это эсэсовцы портят репутацию Германии; стыдно должно быть им, а не нам. То, что мы совершили здесь... Мой подвиг – ваш подвиг. Мы вели честную борьбу, мы не резали гражданское население. Мы, находясь в численном меньшинстве, смогли нанести противнику, британскому неприятелю ряд крупных поражений, и я горжусь вами за это.
***
9 марта 1943 года Роммель вылетел из Туниса в бункер «Вервольф».
– Ты не оправдал моих надежд, – сухо выговорил фюрер. Обычно крайне эмоциональный, он сдержался, ибо имел всяческое уважение к Эрвину.
– Не я, но судьба, – парировал тот, – и ты знал (или догадывался), что так и будет. Его величество Случай в этот раз нам изменил.
– Что ты намерен делать?
– Я официально прошу отозвать DAK обратно и направить в любой другой театр военных действий, будь то Запад или Восток.
– Нет, нет, и нет, – заупрямился Гитлер, – бейтесь до последнего.
– Ради чего? – Спросил Роммель с явным сожалением в голосе. – Ценой жизни последнего солдата? Это ничего не изменит. Мы потеряли Африку...
Крайне недовольный положением дел, рейхсфюрер отстранил Роммеля и назначил Ханса-Юргена фон Арнима главой DAK. Через два дня Адольф почти передумал – Эрвина он в Африку не вернул, но за всё то, что совершил генерал, он был представлен к очередной награде.
В мае 1943 года Роммель узнал, что DAK капитулировали в Тунисе, блокированные с суши, моря и воздуха, а его преемник взят в плен. Сам же Эрвин теперь строил «Атлантический вал». Ещё через год, после «Дня D», генерала ранили в его же автомобиле – постарался чей-то истребитель. Ещё через три дня, после выздоровления одного немца было совершено покушение на другого.
– Мне назвали твоё имя, – разочарованно бросил Адольф Гитлер.
– Ты правда так думаешь? – Глядя глаза в глаза, спросил Роммель. – Ты действительно считаешь, полагаешь, что я в числе заговорщиков? Ты воистину этому веришь?
Рейхсфюрер не нашёлся, что возразить на это.
– Дорогой мой, на тебя покушались сорок четыре раза – включая наших. На тебя давит госаппарат; ты стал заложником своей же доктрины.
Гитлер не ответил и на этот выпад.
– Я увидел в тебе второго Цезаря, второго Наполеона, – продолжил тот, которого незаслуженно оклеветали. – Я готов был следовать за тобой по пятам, потому что поверил в твой гений. Я, как и многие другие, был загипнотизирован, заворожён твоим ораторским искусством. Ты же совершил роковую ошибку и упрямо отрицаешь свою неправоту. Тяжело, очень тяжело воевать на три фронта, ведь ты объявил войну всем. Я-то думал, что после Польши, Франции и Норвегии, которые стали сравнительно лёгкой добычей, ты пересечёшь Ла-Манш и вторгнешься в Англию! Сначала нужно завоевать что-то одно, а не всё сразу; это я тебе как военный человек говорю. Польстившись на советскую нефть, ты послал пакт Молотова-Риббентропа к чертям. Плюс кампания в Африке. Сколько людей погибло за идею, но, как мне кажется, зря... А деньги? Сам знаешь, сколько стоит одна Pantera или один стратегический «Грифон»...
– Что ты хочешь этим сказать? – Раздосадовано рявкнул австрийский художник, стукнув кулаком по столу.
– Что я невиновен, – хладнокровно и смиренно ответил ему Роммель, продолжая стоять по стойке «руки по швам». – Если бы я хотел тебя убить – поверь, я бы справился самостоятельно, без посредников, без привлечения третьих лиц. Я бы всё сделал сам, как наёмный мордер. Но не мне лишать тебя жизни – возможно, ты дойдёшь до подобного сам.
– Что-то ещё?
– При всём при этом я тебе повторяю: ты – неправ. Говорю это как есть, здесь и сейчас, прямым текстом, без обиняков. В кабинете ты и я (помимо всей твоей прослушки в соседнем кабинете). Как настоящий мужчина, как настоящий ариец я не боюсь говорить правду в лицо.