прогадали. Кузнечики веером разлетались из-под наших ног, когда мы дружно шагали домой, усталые и довольные. Уже в лесу, Колька всё-таки убедил нас попробовать верёвку, а Витьке он великодушно предложил стоять в стороне, и взять для безопасности палку, потому как зверь он и есть зверь. Решено было выехать на велосипедах сегодня же в шесть вечера. Местом сбора была назначена старая водокачка. К назначенному времени Витька не появился. Мы прождали его минут двадцать, так как не могли уехать без его верёвки. Наконец он показался из-за перелеска, пешком, неся на плече моток крепкой капроновой верёвки. - Ты чего так? Где велик? - Меня не отпустили… - А как же ты пришёл? - Я на минутку только, а то накажут... Колька презрительно осмотрел его с ног до головы. - Понятно…. Ладно, чёрт с тобой. Давай сюда свою верёвку. - Только не потеряйте, а то мне достанется... - Не потеряем. - Я бы тоже поехал, но меня не опустили… - Управимся. Привет! Мы бешено закрутили педали и, не оглядываясь на приунывшего Витьку, помчались по гравийной дороге, вздымая за своей спиной облака мельчайшей белой пыли. На одном из поворотов мы свернули на лесную тропинку и снова наддали. Ветер свистел в ушах и приятно обдувал тело после длинного, жаркого дня. Колька мчался первым, крутя ногами как сумасшедший, и его золотой «Салют» летел как птица, но и я не отставал от него ни на дюйм, и даже обошёл пару раз на поворотах, рискуя улететь в кустарник. Мы выскочили на поле, на полной скорости, но вскоре, были вынуждены сбавить скорость – колёса буксовали в зыбучем песке разбитой просёлочной дороги и мы поминутно соскакивали с сидений и вели своих стальных коней рядом, по высокой, увядшей траве. - Смотри, там есть кто-то! - Вижу, вижу, - буркнул Колька. – Давай правее, пока не заметили. Чего они там забыли?! Места что ли мало?.. Мы сделали большой крюк, и зелёный остров теперь был между нами и компанией из пятерых молодых парней расположившихся у кромки зелени, метрах в десяти метрах от люка. Из открытых дверей белых жигулей надрывалась музыка, и радостный гогот поминутно взрывал тишину. На капоте блестели бутылки и какая-то закуска, а в стороне, поднимался белесый дымок небольшого костра. Они явно не торопились уезжать. Чертыхаясь, мы спрятали велосипеды в кустах и стали пробираться ближе, бесшумно скользя меж кустов как заправские индейцы. Мне даже понравилось, поначалу как складывалось наше приключение. Словно мы подбирались к лагерю беспечных белых переселенцев, невидимые и опасные, собираясь напасть на них врасплох и взять в плен. Крики постепенно приближались и вскоре мы могли разглядеть сквозь зелень всю шумную компанию. С первого взгляда, нам стало понятно, что все без исключения были изрядно пьяны. Толстый белобрысый парень в синей футболке с фотографией злобного бульдога на груди отмечал свой день рождения и поминутно прыгал на месте, горланя что-то залихватское и хлопал приятелей по плечу. Все говорили одновременно, хохотали и бросали пустые пивные бутылки через наши головы вглубь острова. Мы лежали за небольшим бугорком, в густой, сочной, пряно пахнувшей траве, в 3 метрах от люка, не зная, что предпринять, когда внезапно, раздались выстрелы. Я аж подскочил от неожиданности, но Колька ободряюще улыбнулся мне. - Пригнись, а то заметят. Поставив несколько бутылок на ствол упавший берёзы, компания, по очереди, палила по ним из травматического пистолета, раз за разом промахиваясь. Каждый промах сопровождался проклятьями и гоготом. Пистолет передавался из рук в руки и новый «снайпер» выходил на линию огня, что бы сделать свой выстрел. Пули пролетали значительно левее нас, но шум срываемой ими листвы и запах пороха пугал меня. Колька лежал неподвижно, и мне было завидно его самообладанию. Я тоже старался придать своему лицу выражение безразличия, но каждый выстрел всё равно заставлял меня нервно вздрагивать. Наконец кто-то попал, и звучный звон стекла слился с криком одобрения. - Моя очередь! - Ни хрена! Я попал – я опять стреляю. - Да ты охренел! - Сам охренел! Я стреляю! - Правильно! Сам же говорил. Давай, Витёк, хреначь! Новый выстрел и новый звон стекла. - Ага! Вот так, блин! Учитесь, сынки! - Да пошёл ты… - У-чи-тесь! Третий выстрел и последняя бутылка разлетелась вдребезги. - Видели?! Нет, вы видели это?! Никто так не сможет! Давайте, тащи новые бутылки, я сейчас всё тут перестреляю нахер... - А всё. - В смысле? Как всё? - Всё. Остальные выкинули. - Твою мать! - Может, пойдём, поищем? - Да ты сдурел что ли… - А чего? Пошарим немного и найдём. - Да ну… Всё равно в магазин надо. - Что, вообще всё кончилось? Как так-то? - А вот так! - Что, вообще всё выжрали?! - Нет, блин, лимонад вон твой остался. На, попей. - Да иди ты! - Сам иди! Эй, кто со мной в магаз? Вызвались все. Мы облегчённо переглянулись с Колькой. Именинник, он же водитель, завёл движок, но, спустя несколько секунд выбрался из машины и под улюлюканье друзей побежал в нашу строну. - Смотри не расплескай! - Лопух, лопух сорви! - Да зачем лопух, песочком, песочком хорошо! Молодит! Толстяк, огрызаясь, стал пробираться среди поросли, двигаясь прямо к колодцу, расстёгивая на ходу штаны. Мы вжались в землю. Хруст и ругательства замерли, а затем, раздался вскрик и новая порция ругани. Юбиляр едва не провалился в люк и теперь стоял на его краю, с наполовину спущенными штанами и, недоумевая, глядел вниз. - Ну, ни хрен себе, лиса!.. Эй! Эй, там! Давай сюда! - Чего, – донеслось из машины, – помочь подержать? Вырывается? - Давай сюда, говорю! Тут лиса! - Кто? Ты чего, прикалываешься что ли? Какая нахрен лиса? - Да говорю вам лиса, давайте сюда! Мы обречённо ткнулись лбами в землю. На какой-то момент, мне пришла в голову идея вылезти и попросить ребят помочь нам. Колька, словно прочитав мои мысли, отрицательно покачал головой. В его спокойных, ясных глазах стоял страх. - Ну, где там твоя лиса? - Да вот, смотри. - Ё моё и правда лиса! Пацаны, реально лиса попалась! Они сгрудились вокруг ямы. Их пьяные, раскрасневшиеся лица были оживлены. - Ну, что, попалась, а? - Смотри, у неё курица там! - Охренеть! - Спёрла и попалась! Так ей и надо! - Да какая курица. Тухлятина, какая-то… - Точно тебе говорю, курица. - Херня. - Спорнём? - Да иди ты… - Точно курица. - Да усрись ты своей курицей! - Что ты сказал? Крик нарастал, когда сквозь него явственно донёсся шум передёрнутого пистолетного затвора. - А ну, отойдите! Именинник опустил руку с взведённым пистолетом к яме и прицелился, щуря один глаз. Выстрел прозвучал неожиданно тихо и глухо. Всё захохотали. - Смотри яйца не отстрели себе, мазила! Новый выстрел. И снова гогот. - Ну, ты вообще! Ты чего, оба глаза закрываешь? - Заткнитесь, – заорал побагровевший стрелок. – Заткнитесь! - Э-э, хорошо! Ты чего?! Успокойся! - Заткнитесь, я сказал! – снова заорал толстяк, махнув пистолетов в сторону сгрудившихся парней. - Просто, заткнитесь, все! Ясно?! Во внезапно наступившей тишине он снова прицелился, взяв пистолет обеими руками. Я увидел, как Колька страшно побледнел и закрыл уши руками. Я ещё удивился тогда, зачем? Выстрел хлопнул и вслед за ним в воздух взвился протяжный визг, а потом не то лай, не то бормотание, и снова визг, переходящий в хриплый плач. Компания шарахнулась от люка, но толстяк не шелохнулся. Он снова тщательно прицелился и нажал на спуск. - Чёрт! Дерьмо! Что-то заело, и сколько он не дёргал судорожно затвор, его заклинило намертво. - Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Душераздирающий скулёж и вой пронзал воздух, заставляя кровь холодеть в жилах. Протрезвевшая компания выглядело жалко. Только толстяк всё ещё ярился, пытаясь сделать что-то с пистолетом, но и его нервы стали сдавать, и я видел, как затряслись его пухлые руки. От ужаса у меня волосы поднялись дыбом, и я уткнулся лицом в горячую, ароматную траву, плотно заткнув уши, и желая лишь одного – чтобы этот ужасный, невыносимый плач, наконец, остановился. Но он нёсся и нёсся из разинутого зева люка и толстяк, полностью потеряв остатки потерял самообладания, заткнул пистолет за пояс и обернулся к друзьям за поддержкой. - Ну, сделайте, что ни будь! Не стой те так! Всё молча отстранились от него. - Нельзя её так оставить теперь, нельзя, вы понимаете? Нельзя! - Вот и сделай, – зло бросил кто-то сквозь зубы. – Дебил… Толстяк озверело оглянулся вокруг. - Камень, дайте мне камень! - Да где ты тут камень найдёшь в поле… - Что-нибудь тяжёлое тогда дайте! Не стойте так!! Пацаны! - Сам отдувайся… Лицо толстяка сделалось бешенным. Он рыком он кинулся к машине. - Эй, ты куда? Ты ей спину перебил! Так и оставишь её тут? - Отвалите, суки. Отвалите! Сейчас я всё сделаю. Я вам, блядь, всё сейчас сам сделаю, суки. Суки! Он исчез на минуту и снова примчался обратно, таща тяжело булькавшую металлическую канистру. - Ты чего, совсем охренел! - Уйди от меня! Уйди! – закричал толстяк и пена срывалась с его губ. – Уйдите! Он подбежал к краю ямы и, сорвав крышку, стал лить бензин вниз, прямо на этот стон и плач. Мне показалось, что я схожу с ума. Что я сплю. Что всё это понарошку. Не всерьёз. И мы сейчас сядем на велосипеды и поедем по полю, залитому закатным пурпуром и всё будет хорошо, как раньше, как всегда. Толстяк прекратил лить, кое-как закрыл крышку и откинул канистру в сторону. Пошарив по карманам, он вытащил спички и не мешкая зажёг одну. Парни шарахнулись в сторону, а он, точно одержимый, остервенело швырнул её в отверстие на земле и столб пламени вырвался в небо, унеся с собой последний, короткий крик. Не сговариваясь, мы вскоч