Сюань Чан подошел к столу, взял кисть и тушь и принялся писать ответ матери. Он обещал вернуться домой на похороны.
Гао Шаньцы, узнав о смерти своей невесты Цинмэй, хладнокровно зажёг благовония предкам-хранителям семьи. Смерть Цинмэй была донельзя выгодна, освобождая его от любых обязательств по отношению к гибнущей семье Сюань. Сердце Гао окаменело, не способное ни на раскаяние, ни на сострадание.
Пламя благовоний трепетало, отбрасывая причудливые тени на таблички предков, вырезанные из потемневшего дерева. В недвижных иероглифах, слагавших их имена, читалась тысячелетняя мудрость и безмолвное равнодушие к судьбам смертных. Шаньцы не хотел приезжать на похороны в дом Сюань, но знал, что его безразличие вызовет пересуды среди слуг и молву осуждения на улицах. Семья Сюань доживала последние дни, и связывать свою судьбу с ними было бы верхом глупости, но присутствовать на похоронах им с сестрой придётся.
Его пальцы скользнули по нефритовому перстню, фамильной реликвии, которую Цинмэй подарила ему в день их помолвки. Все это теперь казалось далеким и незначительным. Перстень, как и память о Цинмэй, был лишь грузом, от которого он с облегчением избавился.
Теперь, когда его путь был свободен, он мог сосредоточиться на укреплении своей власти и расширении влияния семьи Гао. Он видел себя на вершине, окруженным богатством и почетом. И ничто, включая ничтожную тень погибшей невесты, не смеет встать у него на пути. Он был готов идти по трупам, если это потребуется, чтобы достичь своей цели.
Внезапный порыв ветра ворвался в комнату, заставив пламя благовоний яростно затрепетать. Гао нахмурился, ощущая этот порыв как зловещее предзнаменование.
Шаньцы отогнал от себя дурные мысли. Суеверия были уделом слабых, а он не слаб. Уходя от алтаря предков, он оставил позади мерцающий свет и немые таблички. Шагая по коридорам академии, он ощущал тяжесть ответственности, лежащей на его плечах. Семья Гао была сильна, но мир полон врагов и конкурентов. Ему предстояло доказать, что он достоин наследия предков.
Он направился в свой кабинет, где его ждали свитки с отчётами и донесениями из поместья. Он погрузился в работу, обдумывая каждый ход. В его голове роились планы нового брака. С кем выгоднее породниться? Но тут он вспомнил о сестре, и лицо его омрачилось. Внезапная страсть Шаньгуань пугала и удивляла его. Однако если Сюань Си возглавит семью и спасет её от распада, то ничего против брака сестры с победителем турнира Шаньцы не имел. Беда была именно в безответном чувстве сестры.
Гао Шаньцы подумал даже попытаться поговорить с Сюань Си. Но что ему сказать? Уговорить жениться на сестре? Тот сошлётся на расторгнутую сестрой помолвку с ним, и говорить больше будет не о чем. Кулаки Гао сжались от бессилия. Он прекрасно понимал, что Шаньгуань сама создала эту проблему, отказавшись от брака. Но он также понимал, что она его сестра, и он не мог просто стоять в стороне и смотреть, как её жизнь рушится, ведь в ней была возможность новых полезных связей для семьи Гао.
Мысли кружились в его голове, как осенние листья, гонимые ветром. Может быть, стоит поговорить с самой сестрой, попытаться достучаться до ее разума, убедить пересмотреть свое решение? Но он знал ее упрямый характер. Если она что-то решила, переубедить ее было практически нереально.
Вздохнув, Гао Шаньцы поднялся со своего кресла и подошёл к окну. За окном простирался сад, утопающий в лучах заходящего солнца. Красота природы, казалось, совсем не трогала его. Он был поглощен своими заботами, и мир вокруг него словно перестал существовать.
Как крепкая скала не может быть сдвинута ветром, так мудрецы непоколебимы среди хулы и похвал. Люди суетились, а Небесный Лис, утомленный людской суетой, решил отвлечься от мирских забот и предаться удовольствиям. Первым делом он отправился в лавку старого Чэня, где сумел заполучить упаковку лучшего чая с дальнего склона горы Тай. Ароматный настой, настоянный на воде из ледяного ручья, должен был стать идеальным началом дня, полного неги и умиротворения.
За чаем последовала трапеза. Небесный Лис заказал стол, уставленный деликатесами: от нежных побегов бамбука в медовом соусе до хрустящих кусочков курятины, приправленных пятью специями. Вино текло рекой, унося прочь остатки тревог и забот.
После сытного обеда Лис решил побаловать себя музыкой. Он сыграл свои любимые мелодии, что, сплетаясь в волшебную симфонию, унесли его в мир грез и фантазий.
Завершить день наслаждений Лис решил дорогим вином и чтением трактатов о лисах, а также написанием стихов в жанре цы. Он откинулся на подушках, ощущая, как тепло вина растекается по телу. Строки стихов сами собой складывались в замысловатые образы: луна, отраженная в озере, казалась слезой небесного дракона, а шелест бамбука напоминал тихий шепот духов леса. Он отложил свиток, прикрыл глаза, позволяя музыке слов наполнить его сознание. Небесный Лис лениво потянулся, и, достав кисть, написал стихотворение на мотив «Нюйгуаньцзы»