Эх, молодость! Тогда мир казался таким ярким! Восходящее солнце, поля, полные дичи, и стаи глупых кур, беспечно разгуливающих по дворам. Воспоминания о земных радостях накатывали волнами. Как сладок был вкус курятины! Как приятно было ощущать тепло живой плоти в своих зубах! Как весело было гонять перепуганных кур по двору!
Хусянь давно достиг совершенства и бессмертия, но что скрывать, восседая на облаке, сотканном из чистейшей ци, он чувствовал себя скорее наблюдателем, нежели деятельным участником мироздания. Небесная жизнь полна ограничений и условностей. Бесконечные медитации, полировка ауры, философские диспуты с другими небожителями — все это, несомненно, возвышало дух, но не согревало душу, а небесные фрукты, какими бы сочными и спелыми они ни были, не могли сравниться с курочкой, приготовленной на костре в глухом лесу.
Лис ностальгически вздохнул. Возможно, случившееся промыслительно. Стоило сцепиться с Синьцзюнем, чтобы вспомнить вкус настоящей жизни и, может быть, даже поймать пару-тройку жирных курочек. В конце концов, даже небожителям хочется иногда немного пошалить…
Двери распахнулись. На пороге возник человек средних лет. Память покойника была темна. Кто это? Лис вежливо поднялся и поклонился старшему. Он не решился спросить, с кем говорит, полагая, что этим выдаст себя, но молча ждал.
— Господин Сюань велел вам передать, чтобы завтра в час Петуха вы должны быть на семейном собрании, а через три дня выехать на турнир, а после турнира оставаться в академии. Вам разрешено взять гнедую кобылу Мадань.
— Хорошо, — кивнул Лис. Он всё ещё не знал, с кем говорит, а его собеседник, не обременяя себя дальнейшей беседой, развернулся и вышел.
После этого короткого разговора Лис понял, что обрывков памяти покойника ему катастрофически недостает. Он не понимал слишком многого. Каково положение Сюаня в доме? Кто его невеста? Почему она отказалась от брака? Это же скандал. Кто те люди на мосту, и почему они позволяли себе глумиться над ним? С кем он сейчас говорил? Необходимо было разобраться во всем досконально, а для этого нужны были не жалкие две души, оставшиеся в теле, а душа дао, которая сейчас превратилась в бесприютного голодного духа.
Духа вообще-то нельзя было беспокоить людям, но Лис бестрепетно зажёг благовония и забормотал молитву, призывающую дух в тело. Вскоре перед ним возник ёгуй, полупрозрачная копия Сюаня.
— Расскажи о себе. Что с тобой случилось?
Призрак рассказал. Сюань Си был сыном старшей рано умершей жены отца. Второй брак и две наложницы принесли отцу Сюаня ещё двоих сыновей и двух дочерей. Сюань Си, хоть и сирота, как сын старшей жены должен был унаследовать большую часть имущества семьи и стать её главой. И понятно, что ненависть мачехи и наложниц отца, словно ядовитый плющ, оплела его сердце, удушив надежду на тепло и ласку.
Их наговоры породили неприязнь отца к сыну. В итоге травили и унижали Сюаня Си даже слуги. Каждый день был наполнен горечью, каждый вздох — отчаянием. Си научился прятать боль за маской безразличия, но сердце кричало от невыносимой тоски. Как же больно осознавать, что в этом огромном мире для него не нашлось места, где он мог бы почувствовать себя в безопасности.
Воспоминания проносились перед Лисом стаей разъяренных шершней. Каждый эпизод — как укус, болезненный и унизительный. Каждое утро начиналось с предчувствия нового унижения. Они наслаждались его болью, смаковали каждую слезу, каждое слово, вырвавшееся в порыве отчаяния. Он был для них развлечением, игрушкой, объектом для насмешек.
Дядя Сюань Цинь избивал его, после каждого избиения он прятался в амбаре, зарывшись в сено. От страха и боли всё тело дрожало, а в голове пульсировала только одна мысль: «Почему? Почему со мной так поступают? Что я сделал не так?» Сынки дяди сталкивали его в пруд. Этот ледяной кошмар преследовал Си годами. Каждый раз, когда он видел пруды, его охватывал ужас. Сынки дяди Циня хохотали, наблюдая, как он барахтается в ледяной воде, пытаясь выбраться. Никто не помог. Никто не протянул руку.
Сестра Сюань Цинмэй списывала на него все свои пакости и провинности, зная, что никто не поверит в его невиновность. А мачеха Циньин… Ее Си ненавидел особенно сильно. За ее лицемерную доброту, за фальшивую улыбку, за скрытую в глазах злобу. Она плела интриги, распускала слухи, подставляла его при каждом удобном случае. А когда этого показалось мало, решила избавиться от нежеланного пасынка навсегда. Си помнил этот горький привкус в чае, внезапную слабость, потемнело в глазах…