— Вот только знать бы заранее, какие сведения понадобятся.
— В следующий раз…
— Когда он еще будет. А пока, раз ты посвятил меня в смысл нашего задания и даже к нему тщательно подготовился, станешь отвечать на все мои вопросы. Я тоже должна знать, что будет дальше.
Немного поразмыслив, сын змеи признал:
— Это будет справедливо.
— Ну вот и отлично, — улыбнулась Лисандра. — Значит, станешь моим советником. Нечего торчать перед троном, садись у моих ног на ступеньки, и я начну задавать вопросы.
— Хорошо, — пробормотал сын змеи.
Он стал устраиваться на ступеньках. Сделать это было не так-то легко. Толстый хвост все не хотел подворачиваться нужным образом. Потом одна из «ласок» отважилась подать голос и напомнила, что так близко к истребительнице никому, кроме охраны, находиться нельзя.
— Это мое доверенное лицо, — внушительно сказала Лисандра. — Я имею на него право, у меня должен быть советник.
— Но нам казалось…
— Ты пытаешься мне перечить?
— Ни в коем случае, — поспешно сказал охранник.
Лисандра выпрямилась на своем троне, еще раз окинула зал взглядом и отчеканила:
— Сын змеи будет сидеть здесь. Он мой советник, он должен находиться подле меня.
Никто не пытался ей возражать.
И это было правильно. Лисандра подумала, что того, кто попытается ей перечить… А что она на самом деле может? Какая у нее есть сила, какие у нее появились свойства, кроме дарованных ей как вампирше, да еще возможности превратить этот мир в головешку?
Может быть, она способна читать мысли?
Она попыталась определить, что именно думает один из ее охранников, и у нее ничего не получилось.
Это означало, что мысли читать она не умеет. Хорошо. С этим определились. Что дальше?
Способность предсказывать будущее? Вампирша попыталась прикинуть, что произойдет через пять минут, и не смогла.
Ну, может она хотя бы двигать силой мысли какие-нибудь предметы? Кажется, умеет, но толку-то с этого? Чем это может быть сейчас полезно?
Ладно, не проще ли спросить, чем гадать на кофейной гуще? У нее ведь есть советник. Вот и не мешало бы ему задать несколько вопросов.
— Какие божественные способности у меня появились? — спросила Лисандра.
— Никаких, кроме одной, — ответил сын змеи.
— Ты имеешь в виду…
— Ну да, способность сжечь этот мир.
— И только?
— А ты что хотела? Одна слеза бога дает одну способность, не больше. И от тебя сейчас требуется только это. Все остальное — не твоя забота.
— Но я же чувствую, что изменилась. Я стала другой, я чувствую себя по-другому, я могу… двигать предметы.
— Слеза бога, — объяснил сын змеи. — Всего лишь обычная причастность, крохотное родство с божеством могут полностью изменить отношение к окружающему миру, могут дать какие-то мелкие чудесные способности. Учти, божество, даже скверно ругающееся и пытающееся выдавить глаз своему противнику, все равно божество. Сущность…
— Та самая, которую они пытались из себя… гм… выдавить?
— Она есть даже у самого жестокого, подлого божества.
Лисандра откинулась на спинку трона и прикрыла глаза.
Вот, значит, как. Все-таки какую-то награду она получила. Причастность. И память о ней останется навсегда. И это не так уж мало. Много, много лет спустя, если ее существование не оборвет осиновый кол или солнечный свет, она будет лететь над ночным городом, сытая, довольная, счастливая, но ее все равно будет терзать это воспоминание, будет мучить зависть к ощущению всемогущества и вседозволенности, пусть даже для нее оно было ложным. А ложным ли? Держать в руке жизнь и смерть целого мира. Разве это не могущество? И еще есть память о причастности. Она и в самом деле останется навсегда…
— Ну, поняла теперь, почему роль истребительницы может исполнить лишь создание ночи? — спросил сын змеи.
— Нет, — ответила Лисандра.
Она и в самом деле не понимала.
— Создание ночи сумеет устоять против соблазна причастности. Такие, как ты, лучше всех знают, что работа есть работа, и ее надо делать. На вас все эти штучки с сознанием действуют слабее. Создание ночи на причастность не возьмешь, хотя бы потому, что она происходит от света, а свет вам противен.
— Что-то ты очень сложно объясняешь, — сказала Лисандра, — а чем сложнее объяснения, тем меньше в них истины.
— Истина? — поразился сын змеи. — С каких это пор тебя стала интересовать истина?
— Да не интересует она меня вовсе. Я просто хотела сказать, что уже устала от объяснений. Дай мне подумать.
Издав тихое шипение, сын змеи промолвил: