— Ты был прав, Клайв, — сказал один, потянувшись вперед и погладив ногу Джин. — Молоденькая. Такие мне нравятся.
Джин отпрянула и повернулась к двери, но Клайв преградил ей путь.
— Эй, куколка, не упрямся, — сказал он. — Мы с тобой ведь славно развлеклись, а теперь и ребята хотят попробовать.
Все расхохотались, а Клайв скомандовал:
— Джерри, ты первый.
И он пихнул Джин в объятия рыжего Джерри, у которого волосы торчали во все стороны, как ершик для чистки бутылок. Запах алкоголя, пота и зловонного дыхания ударил девушке в нос. Она завизжала, а парень отвесил ей пощечину и повалил на кровать.
Когда все было кончено, Клайв, последний, кто взбирался на нее, подтолкнул Джин к двери.
— Убирайся, — бросил он. — А то Джерри вон снова готов на тебя вскочить.
Собрав разбросанную по полу одежду, Джин, пошатываясь, вышла из комнаты. В темноте она чуть не рухнула с лестницы. Пока ее насиловали, она отстранилась, старалась не думать о том, что происходит, как всегда делала с Джеральдом, но теперь, когда все было кончено, ее вдруг охватил ужас. Она медленно брела по улице, спотыкаясь в темноте. Дважды Джин упала, расцарапала руки и колени, и теперь, когда наконец дошла до общежития, вся заплаканная, она вдруг поняла, что не может в таком виде появиться перед миссис Глейзер. Джин не стала заходить внутрь, а скользнула в соседний переулок и села на землю, прижавшись к стене. Такую вот зареванную и испуганную и нашла ее Дейзи полчаса спустя.
Дейзи ходила в тот вечер в кино и теперь возвращалась домой. Она уже готова была зайти в общежитие, как вдруг услышала чьи-то всхлипывания за углом.
— Кто здесь? — спросила она.
Никто не ответил, но там что-то завозилось и зашуршало. Дейзи включила фонарик, который всегда носила с собой в сумке, и заглянула за угол, в темный переулок. На земле копошилась скрюченная фигурка девушки, испуганно прикрывающей лицо рукой. Дейзи не сразу поняла, кто перед ней, а потом узнала.
— Джин, это ты?! — воскликнула она.
Та снова всхлипнула, и Дейзи присела на корточки рядом. Фонарь осветил ссадины и синяки на грязном лице, подбитый распухший глаз.
— Что случилось? Кто тебя избил? — Дейзи была в ужасе.
Джин не ответила, только снова разрыдалась.
— Ладно, — решительно произнесла Дейзи. — Пойдем домой, там разберемся.
Она помогла Джин подняться на ноги и поддерживала ее, пока они шли к входу в общежитие.
— Это я, Дейзи, миссис Глейзер! — крикнула она комендантше, когда они зашли внутрь. — Спокойной ночи.
Девушки смогли незаметно подняться в комнату Джин. Дейзи закрыла дверь и заперла ее. Потом она подвела Джин к кровати и сдавала:
— Ложись, а я принесу воды, чтобы смыть кровь.
Дейзи тщательно вытерла кровь, грязь и песок с лица Джин, промыла ссадины на руках и ногах и осторожно прижала мокрое полотенце к ее опухшему глазу. Потом она налила Джин чая, насыпала сахара и, вложив чашку в руки девушки, снова спросила:
— Ну, так что случилось, Джин? Расскажи мне. Кто тебя избил?
Джин приподнялась на кровати, настороженно взглянула на новую подругу и ничего не ответила.
— Да брось, Джин, — настаивала Дейзи — Можешь мне все рассказать, я не стану тебя за это наказывать.
— Не знаю, — пробормотала Джин.
— Ну, а я знаю, — решительно проговорила Дейзи. — Так что давай рассказывай.
— Ко мне пристал мужчина, — начала Джин, — и я… — Она замолчала, а потом пожала плечами, словно хотела сказать, что в любом случае это не имеет никакого значения.
— И ты пошла с ним ради денег, — закончила за нее Дейзи.
Джин кивнула.
— Да, — прошептала она, — мне нужны деньги, чтобы заплатить за жилье, иначе миссис Глейзер вышвырнет меня на улицу.
— Ты продала себя, чтобы заплатить за эту убогую комнатушку? — поразилась Дейзи.
— А почему нет? — с вызовом бросила Джин. — Я делала это и раньше. Господи, только это я и умею. Я занималась этим много лет.
— Много лет? — удивленно пробормотала Дейзи. — Джин, сколько же тебе лет?
— Девятнадцать.
— Дури кого-нибудь другого, — усмехнулась Дейзи. — Скорее четырнадцать.
— Пятнадцать, — угрюмо призналась Джин.
— Ладно, пятнадцать. Ну так объясни, ради бога, как так получилось, что ты занимаешься этим много лет?
Джин отпила горячего сладкого чая, и на ее щеках снова заиграл румянец.
— Отец научил меня, — ответила она.