— Это ты мне скажи, — усмехаюсь. — Как?! Как можно было нанять для убийства графа таких феерических дебилов?
— К твоему сведению, сопляк, — огрызается он, вообще перестав думать над своими словами. — Добрянский — один из самых дорогих убийц в городе! И знал бы ты, сколько мне пришлось выложить денег на стимуляторы для Михайлова, чтобы ему хватило сил и маны открыть искусственный прорыв и вытащить из него монстра четвертого ранга!
Мда, поплыл бедный, совсем поплыл. Вообще не понимает, что говорит. А диктофон в кармане то бдит и записывает.
— Ладно, хватит с тебя признаний, — затыкаю его.
Материала, что уже записан, сысковикам вполне хватит, чтобы связать имя, да и фамилию Волконского с произошедшим в отеле. Отлично, а теперь можно и развлечься как следует!
— Помните, Петр Романович, я как-то говорил, что наши разногласия можно решить по методу Коршунова, но вы мне ещё нужны живым? Так вот, больше не нужны.
Сказав это, я вновь снимаю пиджак, демонстрируя присутствующим рваную и окровавленную рубашку. Как вдруг самоуверенный охранник выходит вперёд, закрывая от меня своего господина.
— Ты слишком далеко зашел, пацан, — в его глазах даже сейчас искрятся насмешливые огоньки. Да кто он такой, лять?! — Предлагаю другой вариант. Дуэль. Рукопашка, никакой маны. Никакого благословения. Выиграю я — и расходимся полюбовно.
Я усмехнулся. Чемпион перестает быть чемпионом, если отклоняет брошенный вызов.
— Согласен.
Забавно. Бой почти на тех же условиях, что и с Витой. Но что-то мне подсказывает, что от этого мужика стоит ожидать большего, чем от школьницы.
Глава 16
Алексей толкнул языком шатающийся передний зуб и скривился от боли. Со злости пнул скамейку, на которой спал какой-то бомж.
— Че вылупился? Я те щас морду разобью! — Рявкнул он на приподнявшегося соседа по камере.
Пригладил свою жидкую шевелюру и сплюнул на бетонный пол.
Черт бы побрал этого Волконского с его заданиями! Благодаря им Алексей оказался за решеткой и без перспектив на дальнейшую жизнь. Саню то отмазали богатые родственнички, а вот про него все забыли! А суд уже через пару дней.
— Сволочи… Выйду отсюда, всех на колени поставлю, — вслух начал бормотать он, блуждая около стальных прутьев. — И Волконского, и Лисицына, и… И Добрянского! Чтоб жизнь медом не казалась! Раздроблю им все кости и заставлю ползать на…
— Эй! Тише будь, вершитель судеб. — Прикрикнул на него проходящий мимо офицер с большой звездочкой на погонах.
Михайлов заткнулся, и стал просто злобно скрежетать зубами, шипя от боли, когда задевал шатающиеся.
Чертов сопляк Лисицын приложил его мордой лица об автомобиль с какой-то просто звериной силой. И откуда она только взялась в его хилом тельце? Из-за этого помимо своей свободы и нормальной жизни Михайлов лишился еще и зубов…
— …Здесь, ваше сиятельство. Забирайте. — Послышался голос в коридоре, за ним последовали шаги.
В душе Алексея толкнулась надежда.
Может, это барон пришел забрать его? А что? Он был не самым плохим охранником, да и подобные не очень законные поручения не отказывался выполнять, как многие.
Но мечтам побитого телохранителя не суждено было сбыться.
К камере подошел высокий аристократ, с презрением смотрящий на Михайлова. Он был ему не знаком. Но судя по высокомерно вздернутому подбородку и руке, зажимающей нос от запаха, этот хмырь не ниже графа, а то и князь.
— Ты — Алексей Михайлов? — спросил он.
— Д… да, господин, — выдавил из себя охранник.
У него в голове уже были десятки теорий, включая ту, что это кто-то из людей Лисицына пришел довести дело до конца…
— За мной, — между тем бросил аристократ и пошел обратно по коридору. Полицейский распахнул дверь камеры и выпустил наружу спешащего за гостем Михайлова.
Как только порталист вышел из участка вслед за своим освободителем, его нога обо что-то запнулась, и он на всей скорости рухнул на землю, дезориентированный.
Ребра затрещали от силы удара. Он попытался встать, но чьи-то руки схватили его, запястья обожгло холодом.
Кажется, на них защелкнули наручники, и не простые. Они блокировали доступ к ядру маны, делая одаренного полностью беспомощным.
На голову бывшего охранника надели мешок и куда-то поволокли.
— Еще раз брыкнешься, сломаю руку, — негромко сказал неизвестный аристократ, и Михайлов замер, как мышь, увидевшая коршуна.