ные. Они вышли вновь в заполненный светом коридор, и Горюн подозвал ее к огромному окну как раз напротив лестниц. Там уже слышался гул голосов внизу. — Видите машины во дворе? Все просто, Чернова — нам звонят с криками, что там-то сейчас рванет, там ребенок светится, будто нажрался урана, в интернате детишки поссорились и прочее, прочее. Вы садитесь в машину, если не умеете водить — зовете специально предназначенного для этого человека и едете на место происшествия. Ну, а там по обстоятельствам. Все, что угодно, кроме человеческих жертв. Первую неделю будете ездить со мной. Внизу действительно стояли две машины, по виду иномарки, но Алиска в транспорте совсем ничего не понимала, поэтому марку назвать ни за что не смогла бы. Надо сказать, она уже успела оценить щедрость государства — машины не самые худшие, водители, отдельное здание в хорошем состоянии, кабинеты для всех сотрудников. — По вашим словам выходит, что основной источник проблем — это дети. — И подростки, Чернова. Вы правы, взрослые обычно достаточно уравновешены, чтобы устраивать представления. Но бывают и такие случаи. Несчастная любовь, неожиданная смерть близких, известие о неизлечимой смертельной болезни. Все то, с чем человек не может справиться сразу. Но таких, опять же, успокоить легче. — То есть нужно переработать остаточную магию и убедиться, что после моего ухода все не начнется снова? Горюн усмехнулся. — Я все жду, когда вы спросите, что за люди сидят внизу. Нет, вам нужно забрать нестабильного человека, привезти его сюда, запереть в подвале в комнате. Потом сообщить Наташе и дальше уже будет ее работа. — Так это... это родственники внизу, да? А что потом с этими людьми происходит? — Потом с ними работают психологи, выясняют, насколько психически стабилен человек, и выносят рекомендации — кого-то отправляют в интернат, кого-то припугивают наказанием — это редко, кому-то прописывают курс походов к психиатру. Делают все, чтобы человек стал более стабилен. Но в основном, Чернова, отправляют в интернаты. Там оболтусов занимают учебой, работами, умело стравливают на безопасной территории. — Так, значит... Игорь ехал вот с одним из таких, да? Ну, я про Расприна говорю. — Верно. Потом, когда вы сдаете человека на руки Наташе, пишете отчет, там типовая форма, это не сложно. И ждете следующего вызова. Раз в квартал проходите обязательную беседу с психологом и медосмотр. Вот и все. Алиска рассматривала Горюна. Он расположился на подоконнике, подогнул под себя ногу и теперь морщился от припекающих спину солнечных лучей. — А... знаете, а если этот нестабильный маг откажется ехать? Я должна буду как-то его... да? — Вы не могли выражаться внятнее? Мы вроде договорились, что меня бояться не нужно. — Я должна буду силой привести сопротивляющегося, да? А если я не смогу? — Велика вероятность, что такие случаи я возьму на себя, а потом ими займется Игорь. Но теоретически, Чернова, вам нужно будет, не доводя человека до ручки, вызвать силовую группу у Искателей. Все, что связано с силой — это к ним. Если сможете сами — прекрасно, но напрасно не рискуйте. Как у вас, кстати, с боевой магией? С ней у Алиски было на удивление все в порядке, но как бы то ни было, то, что у нее выходило, вовсе не увлекало. Боевая магия состояла из контроля силы, импульса заклинания, контроля своих эмоций. В общем, вместо веселья один сплошной контроль и сосредоточенность. Горюн уперся руками о подоконник и пытливо сверлил Алиску взглядом. Впрочем, этот его взгляд можно было истолковать и как подозрительный, и злой тоже. Она вообще любила гадать и определять настроения собеседников. — Если вы смогли так быстро выяснить телефон моей подруги, то уж точно знаете, как я училась... — Знаю, Чернова, — вот теперь он точно злобно прищурился. — Еще и нашел время с вашим деканом поговорить. Но мне интересна ваша собственная оценка, а не преподавателей. — Ну... нормально у меня с боевой магией. Опыта у меня нет и знаний больших нет, но способности... есть. Вы довольны? — Пока не слишком. Впрочем, ладно. Не вижу, чем могу вас занять сегодня. Если у вас больше нет ко мне вопросов, идите домой. А завтра приходите к восьми... утра, разумеется. А разве... — Сегодня вызовов не будет? Хотя Горюн уже отвечал этот вопрос: надеется, что нет. Помнится, еще витиевато так выразился. Или нет... но, по крайней мере, очень изящно. А на ее вопрос он поморщился. — Я откуда знаю, Чернова? Но будьте уверены, сидеть вам у меня над душой не позволю. Я справлюсь сам. А уж на крайний случай продиктуйте-ка мне ваш телефон. Она продиктовала, и вскоре телефон затренькал входящим вызовом. — И не вздумайте подражать Наташе и надевать все эти ваши милые платья. Иначе надолго их не хватит. Горюн запустил пятерню в волосы и взлохматил их этим еще больше, хот, казалось бы, что дальше и некуда — и так достаточно растрепан. Но он вроде бы и не особо заботился о своем внешнем виде, не только волосы — чистые, впрочем, — но и широкая рубашка явно давно бывала в стиральной машине. Алиска немного устыдилась, вспомнив, как Наташа говорила, что все оперативные работы лежат сейчас на нем. Ну конечно, рубашка тогда выходит совсем ерундой, ничего не значащей. А вот сама Алиска на миг показалась себе мелочной. — Ничего мне не скажете? — А... не стану надевать платья. Так а... вы тогда так и не сказали, как себя чувствует Игорь. Она вовсе не беспокоилась о нем, ведь и знать до той встречи в троллейбусе не знала, но иногда все же закрадывалась в голову мысль — ощущение: каково ему было в этом пламени. — Поправляется он, Чернова, — Горюн ответил сухо. — Идите теперь уже, если не хотите еще задать вопросов. А если они будет по делу... Он не договорил, но зато сделал многозначительное лицо и спрыгнул с подоконника — видимо, солнце допекло его совсем. Алиска обняла себя за плечи и ссутулилась. Вопросы у нее были, но задавать их Горюну не очень хотелось. Он был... слишком высокомерным. Сначала заявил, что она ему нужна, а потом продолжил, как ни в чем не бывало, то ли насмехаться, то ли просто иронизировать по поводу ее, Алискиной, неопытности. Но Горюн, к несчастью, был единственным человеком, который мог дать ей нужные ответы. И если он предлагает задать вопросы сейчас — не говорит ли это о том, что больше на них он отвечать не будет? Солнце за окном медленно приближалось к горизонту. — Хочу! Хочу знать, не бывает ли такого, что... ну... нестабильные маги захотят навредить мне? И что тогда делать... Горюн кивнул, перенес тяжесть тела на другую ногу и прислонился к стене — небрежно и изящно. Склонил голову, словно сова. Алиска даже испугалась, что он шею свернет. Разве она спросила что-то неправильное? — Тогда вы имеете право на любую самооборону, Чернова. А сценарий все тот же: проблемы — вызываете силовую группу. Не знаю, порадуют ли вас мои новости, но ваша жизнь теперь стоит выше жизни и пострадавших, и виновного. Теоретически, при возникновении ситуации, когда вы не будете способны с ней справиться, вы должны уйти без промедления. Сколько бы там ни оставалось людей... потому что людей много, но редко кто среди них может перерабатывать магию. Вижу, вы побледнели, Чернова, не стоит. Я таких ситуаций не помню сроду. Но вы должны это знать. Тем более, что сами завели речь. Больше Алиска вопросов задавать не хотела. Да и видеть Горюна тоже не хотела. Ей нужно было выйти на солнце, немного согреться — а когда она успела замерзнуть? В любом случае — оказаться подальше от этих стен и от пристального взгляда слишком светлых глаз. Слишком светлых, слишком прищуренных. — Мне жаль, что я вас напугал, — из его голоса вдруг исчезли все ироничные интонации. — Завтра вы убедитесь, что страхи здесь бессмысленны и опасны. — Тогда я пойду. Всего вам... доброго. И знаете... спасибо, ну, за то, что вы мне так помогли. Горюн кивнул в ответ, и всю лестницу Алиска ощущала на спине его взгляд. Но обернувшись у самого подножия ступенек, поняла, что стала жертвой самообмана. Горюн давно скрылся. Пока они беседовали, народ особо не разошелся, но терпеливо ждал на диванах и креслах. Алиска украдкой разглядывала лица пожилой пары — осунувшиеся, пустые. Кого они пришли навестить? Внука — внучку? Сына-дочь? И что они сделали, или выражения лиц всего лишь следствие усталости? Все же она не знала, сколько они тут сидят. Алиска схватилась за тяжелую ручку и толкнула дверь, поддавшуюся тут же, будто она того и ждала. — Ну, наверное, оно так и есть. Чего еще ждать дверям? Улица снова поглотила Алиску неспешностью жаркого вечера, городского радио, откуда звучала песня из старого кинофильма. Песня разбивалась о каменные дома мощным и красивым голосом, и Алиска на пару мгновений замерла, прислушиваясь к звукам. «Ты разбудишь меня на рассвете, Не сказав о мертвых мыслях...» Она решила, что стоит пройтись по окрестностям, чтобы более-менее в следующий раз ориентироваться. Все окраины городов казались одинаковыми — типовые здания, люди, утопающие в зелени — кто добровольно, отказавшись от городской грязи, кто вынужденно, не накопив денег на другой район. А кто-то жил здесь поколениями, передавая единственную квартиру по наследству. Вечер еще только-только начинался, поэтому прогулка затянулась. Алиска обошла несколько кварталов, поела мороженого на детской площадке под неодобрительные взгляды бабушек, познакомилась со стаей подросших и невоспитанных щенят. Они выбежали на нее неожиданно из-за угла и тут же