рестанно перемещающемся по полю парнишке она узнала того самого задиру-хулигана и уже пыталась не сводить с него взгляда. Он был мелким, может быть, ростом с саму Алису или чуть выше — определить было сложно, поскольку трибуны порядочно возвышались над полом. Был худым и длинноногим. И, как позже можно было убедиться, действительно хулиганом. Пока он сосредотачивался на игре, все шло нормально, и команда противника с небольшим перевесом вела счет. Но как только разрыв увеличился в пять голов, все пошло наперекосяк. Алиска даже не сразу поняла, в чем дело, просто почувствовала, что ей не по себе. Необъяснимая тревога вкралась в сердце, смутная, мутная, легкая, как шелк, но, тем не менее, невозможно оказалось ее не замечать. И она росла, как и непонимание Алиски, пока перед рыжим мальчишкой, пытающимся закинуть в кольцо мяч, не выросла бесформенная огненная стена. Он отшатнулся, упал на пол, и его тут же оттащили от огня товарищи, судя по слаженным движениям, к такому привыкшие. По трибунам пробежал шепоток, кто-то повскакивал с мест. — Поняли что-нибудь? — Он разозлился, что команда проигрывает. — Чернова! Я про вас, а не про него! — А... нет, ничего не поменялось. Горюн сверлил ее взглядом, Алиска это ощущала где-то на шее, словно легкую щекотку. Но из упрямства она не повернула к нему головы, продолжая наблюдать, как преподаватели успокаивали пламя. Судя по тому, как все себя вели, ничего неординарного не произошло. А к виновнику подошла молодая девушка в синем вязаном свитере, заговорила и тихо увела в сторонку. — Пытайтесь еще. Алиска кивнула, по-прежнему не желая к нему оборачиваться. Вот еще — много чести, пусть сначала перестанет грубить. Игра вскоре продолжилась, словно бы ничего не произошло. Огневик, вопреки ее ожиданию, вернулся в команду. С другой стороны, Алиска понимала и помнила слова Горюна о том, что их здесь намеренно стравливают. А значит, будет гораздо больше мер безопасности. — Как его зовут? Горюн ответил спустя полминуты, не раньше, словно раздумывал. — Павел Мельников. — Он очень быстро сорвался, из-за одного дурацкого счета. — Ему шестнадцать, Чернова. Вы себя помните в таком возрасте? Хотя о чем это я, конечно, помните. Он мнит себя непонятым, оболганным, великим магом и гением, естественно, он сорвется из-за любой неудачи. Но это пока начало. — Значит, даже такое подземелье не гасит большие выбросы... Мысль быстро покинула ее, и Алиска вновь пристально начала наблюдать за игрой. Все словно сорвалось с рельс, команды стали играть совсем грязно. Они толкали друга, словно бы невзначай пихали друг друга локтем. Больше всех старался Мельников. Он отчаянно пытался добраться до мяча, но рост, и, может быть, отсутствие таланта играли с ним плохую шутку. Мяч все время переходил в чужие руки, но два раза он все-таки в корзину попал. Атмосфера накалялась, зрители шумели и возмущенно кричали о нарушениях. Алиска и сама была возмущена, несмотря на то, что так и нужно было — больше несправедливости, больше переживаний. Чем скорее игроки выплеснут лишнее, тем быстрее они покинут это место. — Гасит, при условии, что энергию никто не поглощает. До поверхности ничего не доходит. Алиска вздрогнула и, наконец, посмотрела на Горюна. Его светлые глаза были прищурены, волосы взлохмачены. Можно было кожей ощутить, как он ей недоволен. Чем только? — А если взрыв? Вы ведь не успеваете приехать вовремя, если счет идет на три-пять минут. — Стены выдержат и не такое, если вы об этом. Эти подземелья вполне могут быть бомбоубежищем, если возникнет необходимость. Это казалось фантастикой: удар с воздуха вполне мог бы не повредить интернату, но взрыв изнутри? Но Горюн не производил впечатления человека, не знающего, что говорит. Он ей не нравился, но не верить ему не хотелось. — С ума сойти... Игра продолжалась... * * * Потом были раздражающие всех конкурсы с танцами, бутылками, мукой. Алиска нутром ощущала то унижение, что испытывали интернатовцы, бегая от одного конца зала до другого с эстафетной палочкой. Но Горюн пояснил, что участие в таких мероприятиях обязательное, и все стало немного на свои места. Выбросы случались — огненные вспышки, вихрь, разметавший на столе жюри все бумажки, вода, покапавшая с потолка. И нельзя было сказать, что огня оказывалось больше, но он не уступал. А все же вместе производило удручающее впечатление — толпа неуравновешенных подростков, огромный потенциал, отвратительные характеры, уж что—что, а это можно было оценить почти в первый же час действа. Никто друг друга не щадил — ни словами, ни тычками, ни обещаниями. Уже прошел перерыв с кофе, а накал страстей не спадал. Мельников прямо на глазах у всех пнул мимо проходящую девушку, получил от нее в ответ пощечину, ударил снова. Завязалась драка, которую преподаватели уже не смогли проигнорировать. Драчунов рассадили по разным концам зала, но все стало еще хуже. А больше всего Алиске хотелось, чтобы все закончилось. — Какой кошмар. — Потом они будет вспоминать это с улыбкой и ругать интернат, — на Горюна действо не произвело впечатления. — Поверьте мне, Чернова, только со стороны все кажется страшным, на самом деле все пройдет. — Ну да, — Алиска окинула его взглядом. — Мы все умрем и все такое. Но это правда кошмар! А вы что, долго так сидите? — Надеюсь, я вас правильно разобрал. Достаточно для того, чтобы говорить вам с собственного опыта. Многие из тех, кого я видел здесь мелкими и буйными сейчас работают... да много где. Алиска кивнула и обернулась как раз к тому моменту, когда в зале снова вспыхнул огонь. Тут же пахнуло жаром, таким, словно она опять попала в горящий троллейбус. Что-то затрещало, закричали дети, разнеслись команды преподавателей, и, вторя им, завыла сирена. Горюн не тронулся с места, и Алиска, прикрыв рукавом рот с носом, тоже заставила себя немного задержаться. Ведь нужно понять, что поменялось. Или нет? Зашумели огнетушители, под людской гомон. — Почему мы не уходим? Разве уже не все? Кха... — Умеете вы вопросы задавать, Чернова... вовремя. Уже все. Подняться с трибун оказалось облегчением, тем более, что уже слезились глаза и першило в горле. Хотя огня уже почти не было, только дым расползался мутными клубами, поднимаясь вверх. Горюн бесцеремонно схватил ее за руку и вывел в коридор, плотно закрывая за собой дверь, обернулся к ней, оглядел одним махом и кивнул, словно она что-то ответила. — Нехорошо получилось, но мы с вами сделали все, что нужно. В коридоре было многолюдно, сновали преподаватели и некоторые уже совсем взрослые интернатовцы. А в другом конце коридора, в углу, вместе с Юрием стоял Мельников. Расстояние было довольно большим, но разглядеть на его лице каменную маску безразличия не составило труда. Похоже, он пытался убедить директора в том, что ему абсолютно плевать на случившееся. — Неужели все? Они успокоятся или... — Скорее или, Чернова. Но дальше они справятся своими силами. Если только... но сомневаюсь. — А? — Они иногда устраивали разборки на крыше девятиэтажки, сбегали и делили что-то между собой. Приходилось изображать тайный надзор. Мы посмотрим на крайний случай, не выйдет ли кто на поверхность, но я сомневаюсь, что Юра позволит кому-то. В любом случае, идемте... Они покинули суетные коридоры, выбравшись на бесконечную лестницу, и тут Алиска вспомнила, что им предстоит. Самое высокий дом, на который она поднималась пешком, был всего лишь девятиэтажкой, а тут... Однако и подъем в конце концов закончился. Алиска хватала ртом воздух и мечтала поскорее куда-нибудь сесть, все, что угодно, в общем, лишь бы дать отдых ногам. Охрана смотрела на них с легкой издевкой счастливчиков, лишенных необходимости преодолевать такие расстояния. Хотя наверняка она, конечно, не могла знать, так ли это. Небо, пока проходили соревнования, разъяснилось, явив ясную голубизну. Воздух ощутимо потеплел, но Алиска не слишком заинтересовалась. На нее, как следствие переработанной энергии, навалилась апатия. Едва дождавшись, когда Горюн разблокирует машину, она рухнула на переднее сидение, пристегнулась и выдохнула. — Плохо? — Нет... просто устала. В смысле... — Понял я, понял. У меня есть кофе, Чернова, увы, без сахара и молока. Если хотите, присоединяйтесь. Она взглянула на него, с вялым удивлением обнаружив, что на лице в этот раз не было ни грамма издевки или иронии. Что это? Неужели тоже... — А вы? Много вы взяли на себя там? Я совсем ничего не поняла, только по последствиям знаю, что взяла достаточно. Он пожал плечами и налил из старого походного термоса кофе. Протянул ей. — Предлагаете считать энергию в единицах измерения? Понятия не имею, Чернова, никогда задавался такими вопросами — много или мало. И вам не советую. Из дрожащего сада вспорхнула какая-то птица, пронзительно крича. Вспугнувший ее охранник о чем-то им махнул, на что Горюн кивнул. Видимо, это означало, что они могли возвращаться.