Часть 1. Глава 7
Рано или поздно настает момент, когда человек путается, пытаясь понять, для чего он проводит скучные вечера за книгой, телевизором или радио, чего ждет, между какими важными событиями он бездарно заполняет паузы. Как правило, с возрастом вопросы у большинства тонут под рутиной и мелкими заботами, радостями или большими печалями. Паузы становятся целью — отдыхом, а вопросы кажутся гормональной блажью. Но они возвращаются, стоит остановиться, остаться одному или потерять ориентир. Алиса, как ни банально, запуталась сразу же с момента получения диплома. Синие корочки подвели невидимую черту, за которой осталось время, заполненное ненужными, но удобными целями. Зачеты, экзамены, отношения с сокурсниками — все это не позволяло думать о том, что дальше. Потому что это пугало и обесценивало три четверти того, чему была посвящена ее жизнь. Страх остаться одной на улице теперь казался тоже лишь ширмой, за которой скрывалась путаница. Алиса считала, что найдя жилье, обретет внутри себя комфорт и знание, как дальше распорядиться собой и остатком своей жизни. Но, как и все иллюзии, и эта рассеялась, словно порыв ветра разнес сгусток тополиного пуха. Даже с вполне устроенной жизнью впереди по-прежнему маячила пустота. Первый выходной она почти весь провела в постели, читая книги и поглощая кружками наспех сваренный брусничный морс, первое забивало мысли, не позволяя погрузиться в губительное уныние и растерянность, второе же она просто любила. Но поскольку работа отнимала все силы, времени сделать морс раньше она найти не смогла. А когда закончился день, скрылось за горизонтом солнце, но во дворе еще не зажглись фонари, в окно что-то ударилось. Резкий стук вывел Алису из задумчивости и заставил кровь течь по венам быстрее. Второй этаж, одиннадцатый час вечера, и хоть гуляющие люди не так редки, как зимой, но Алиса слегка испугалась. Не помогло сгладить испуг даже то, что теперь она имела право на любую самооборону. И дело было не в том, что она плохо колдовала, а в реакции. Ее нервная система, стоило только произойти чему-то ее пугающему, подавала мозгу не те сигналы, и Алиса замирала, будто лисица. Потом в открытую форточку влетел колючий огурец, и она немного расслабилась. Кому бы в голову ни пришло заниматься такой ерундой, вряд ли он задумал что-то совсем нехорошее. Алиса натянула на себя домашнюю футболку, распахнула шторы и выглянула вниз. И как бы мало ни проработала она в ЦКМ, даже с высоты второго этажа Горюна не узнать было невозможно. — Спускайтесь, Чернова, я покажу вам, чего вы себя лишили! Алиса застонала, лихорадочно пытаясь придумать, что бы сделать, лишь бы не идти. Наверное, она снова не сделала какую-нибудь нужную и очевидную только для него вещь. И теперь Горюн начнет ее изводить. Вообще-то, она имела право на него наплевать, но тогда существовала вероятность, что и вести впоследствии он себя будет еще отвратительнее. Взвешивала оба решения Алиса, уже натягивая шорты и лихорадочно расчесывая волосы. Надо полагать, взвешивала она их просто так — чтобы оправдать себя. Горюн расположился на скамейке, держа в обеих руках два почти растаявших мороженых. Одно незамедлительно протянул ей. — Вы что… вы его мне купили? Хотели показать, что я лишила себя мороженого? — Нет, Чернова, это было бы слишком мило. Я пришел сюда, чтобы вытащить вас из дому. Идемте. — Куда? — Куда-нибудь. Я советовал вам гулять и отдыхать, а не запираться дома. Вы там что, спали? — А вы поставили у меня дома камеры слежения? Какое вам дело? — Алиса разозлилась. Больше всего на свете она не могла терпеть вмешательство в ее жизнь и ее уединение. Горюн контролировал ее почти все дни на работе, а теперь еще пришел и… почти домой. По крайней мере, он знал, что она так никуда и не вышла за день. — И мороженое ваше, знаете… сами ешьте! Она была готова вернуться в дом, не дожидаясь его ответа, но ответ уже сам пришел на ум. Опухшие глаза, домашняя одежда и наверняка след подушки на лице. Конечно, Горюн за ней не следил, но все-таки, учитывая его вечную нечесаность и несвежие рубашки, мог бы промолчать. — Не могу, Чернова, не терплю сладкое. На полпути к подъезду Алиса все же остановилась. Горюн улыбался и выглядел так, будто только что победил в каком-то нелепом ребяческом состязании. — Если не любите — зачем купили? Это нелогично. — Нелогично. Но я не мог заявиться к вам в выходной, не подсластив пилюлю. А тащить одно мороженое было бы подхалимством. Не смотрите на меня таким зловещим взглядом, я пришел поговорить, а ваш заспанный вид пришелся к слову. Извините. Если хотите, я могу подождать, пока вы не приведете себя в порядок. — А… а о чем поговорить? — О ком, Чернова, о тех, кто сидит в нашем подвале. Так мне вас подождать? Глядя на него, Алиса понимала, что отказаться уже не может. Ни книга, ни морс, ни диван больше не желали занимать ее воображение. — Да, подождите, я недолго. Пулей она взлетела на второй этаж, отперла квартиру и наскоро напялила сарафан, умылась и поспешно вернулась к Горюну. Он уже успел выбросить свое растаявшее мороженое и теперь вытирал бумажными платками руки. Алиса немного удивилась его непоследовательности, но привычно ничего не сказала. Бестактности до сих пор оставались только его привилегией. Она остановилась напротив него, глядя сверху вниз — скамейка была низкая, и даже огромный рост Горюна здесь не давал ему преимущества. Ей было непонятно, почему он вдруг решил поговорить именно с ней. Алиса мельком слышала однажды, как он с Наташей обсуждал Игоря, и пришла к выводу, что тот наконец-то пришел в себя. Гораздо понятнее и логичнее было бы, если разговоры, подходящие для прогулок, Горюн вел именно с ним, а не с Алисой, которой сам же вчера признался, что не испытывает желания общаться. Если, ко всему прочему, у него часто меняются настроения, она все-таки не выдержит. Алиса терпеть не могла непредсказуемости в людях, а когда она от них еще и зависела — все становилась еще хуже. Но спрашивать все же не решилась, в последний момент м