алодушно испугавшись нарваться на очередную колкость. Пусть разговаривает, если ему так нужно, ее и саму интересовала тема детей с крыши. — Вы прожжете во мне дыру, Чернова. Если хотите что-то сказать — говорите, а не нависайте. — И… извините, я задумалась. Так куда пойдем? — Где будет меньше людей, в крайнем случае, где их не будет видно. Парк вас устроит, Чернова? Алиса вздохнула, сдерживая ответную резкость. Она, наверное, уже где-то понимала, что в большинстве случаев его грубости таковыми лишь казались. А может быть, она слишком чувствительна к словесным конструкциям, что несколько смешно, учитывая ее неумение правильно строить фразы в устной речи. Горюн, как и она, тоже мог не уметь. — Но ведь это вы меня вытащили. Не нужно спрашивать, если продумали все заранее, и вообще… Что за слово такое — устроит, будто бы я опять виновата в чем-то. — Чернова, поумерьте свою мнительность. Вопросы иногда бывают просто вопросами. Алиса стушевалась, понимая, что все-таки не выдержала. И не то чтобы она не предвидела ответную реакцию, но промолчать оказалось выше сил. — Извините, просто у вас такой тон… — А вы изъясняетесь, словно трехлетний ребенок, я, однако, терплю. Давайте, Чернова, двигайтесь уже, иначе мы и через час будем здесь топтаться. Их секундная перепалка и впрямь показалась ребячеством, стоило злости окончательно улечься. В конце концов, Алиса понимала, что нужно было оценить его поступок, пусть он Горюну ничего и не стоил. Он зачем-то пришел именно к ней, это могла быть попытка сойтись поближе, как и что-то, что соответствовало исключительно его интересам. И, разумеется, Алиса ни на миг не допускала, что он пришел к ней, потому что хотел этого. Достаточно было лишь посмотреть, насколько вежливее и теплее он разговаривал с Наташей, чтобы выгнать все опасные иллюзии. — Я вчера спускался вниз шесть раз, — Горюн заговорил только, когда они вышли со двора алисиного дома, заговорил приглушенным голосом, словно бы не желал быть подслушанным. — Сегодня два раза, а завтра, думаю, магия в них успокоится. За все время своей работы ни разу подобного не встречал. Вы же говорили, что видели, как случился выброс у Мельникова, так? Даже сейчас, по субъективным оценкам… уверен, они оба его превзойдут. Они шли по дворам, заросших плющом домов, мимо припозднившихся детей, гуляющих подростков. В оранжевых пятнах света от включившихся фонарей летали стаи мошек, выписывая странные узоры. Алиса засмотрелась на них. Внутри замысловатых коконов из воздуха и мелкой мошки крутился толстый, едва проснувшийся мохнатый мотыль. Как всегда, когда разговоры заставляли ее собирать в кучу все ее навыки общения, мысли вели зигзагами куда-то не в ту сторону. Подумалось, что мотыль — она сама, выбившаяся в небольшой, освещенный кусочек мира. Мушки — новые обстоятельства ее жизни, Горюн, Наташа, ЦКМ, донельзя странные и незаконченные дела, когда они вроде бы решали создавшуюся проблему, но никакого удовлетворения Алиса ни разу не испытывала. — И почему вас это напугало? — Она все же повернула к нему голову, заставляя себя ответить хоть что-то. Пусть вопрос и не отличался логичностью, но он не был тривиальным, позволяющим закончить разговор практически сразу. — Напугало, Чернова? С чего вы это взяли? — Ну… вы пришли ко мне, а не к своим друзьям или другим компетентным людям. Не к тем, кто мог бы вам все объяснить. Вы знаете, что я ничего еще не смыслю в этой кухне. Но мы с вами… связаны… — она запнулась, пытаясь сообразить, как вывернуть мысль, и одновременно придумывая подходящее сравнение их общего таланта. — Даром, так ведь? И вы пришли ко мне, либо надеясь, что мой дар что-то подскажет… А значит, вам больше некого спросить. И я подумала, такая сильная магия этих детей вас испугала. Она проглотила ту часть, которая оканчивалась на «либо вам не к кому больше пойти», успешно замаскировав ее под свое обычное косноязычие. А Горюн либо не заметил, либо не стал обращать внимание. — Дар не энциклопедия, Чернова, он может только действовать, но, увы, не отвечать на вопросы. Забавно вы мыслите, но нет, дети меня не испугали, таких, как они, полные интернаты по всему городу. Мне скорее не слишком нравится эта ситуация в общем… Алиса видела, как он неожиданно сбился с мысли и на миг потерял привычно-хмурое выражение лица. Было бы ложью сказать, что увиденное ей понравилось. — Значит, их родители так и не объявились? — Нет, и никаких следов. Адрес ложный, телефон не существует, имена родителей заводят в тупик. Времени прошло мало, но вы осознаете, что пропажа двух детей не могла не откликнуться эхом в СМИ? Однако же ничего нет. Ни поисков, ни заявлений. И это не все. Я жалею, что не полез в воду вслед за вами. Расскажите, о чем вы тогда общались. Они свернули на тропинку между разросшимися кустарниковыми деревьями, и Горюн прошел вперед, придерживая готовые ударить по лицу ветки. — Ну… вообще-то ничего особенного они не сказали. Если не считать… Лиза спросила, почему тут не ночь. Я не придала этому значения, хотя тогда не было и десяти вечера. — Не ночь? Вы в этом уверены? — Ну да. И все, дальше там были банальности. Они сказали, что были у бабушки, а дедушка у них умер. Назвали улицу Красной Армии, и когда я спросила их — не видели ли они кого-то… — То есть, вы, Чернова, сочли самым интересным дурацкий и бессмысленный вопрос обстоятельствам всего остального? — Ладно-ладно! Поняла! Они были у бабушки, а потом, по словам Марка — бух, и оказались на крыше. А Лиза, когда сидела у меня на плечах, уже сказала, что они прилетели. Я попыталась уточнить — что именно, ну… "бух" или все-таки прилетели, но она не ответила. Почему вы спрашиваете об этом меня, а не их? Горюн ответил только, когда они вышли на проезжую часть, снова перебрались через нее, рискуя головами, и оказались на площадке перед супермаркетом. — Потому что они ничего не помнят. Вчера полиции запретили лезть с дополнительными вопросами, поэтому большая удача, что нам известны адреса, телефоны и имена. Сегодня они смогли назвать только свои имена и возраст. — А… амнезия? — Сразу у обоих, Чернова? Если и так, то… каков шанс, что два ребенка одновременно заболели одним и тем же типом амнезии, сами подумайте. Она думала, собирая в голове крохи обрывочных знаний об амнезии, но они складывались в картину, которую она едва ли могла проанализировать, не наделав тысячу ошибок. Если ее когда-то всерьез и интересовало собственное прошлое, то недолго, и каких-то особо больших пластов знаний за тот период она не накопила. Было просто достаточно заявлений нескольких врачей, что выпавший кусок памяти из ее головы на обычную амнезию не похож. Альтернативного диагноза не было, но никто не мог гарантировать, что Алиса не попала под чье-то магическое воздействие. В конце-то концов, у нее, возможно, были родители или опекуны — судя по фотографиям того времени. Алиса выглядела опрятно, и одежонка на то время была не самой дешевой. — Появление на крыше возможно и могло объясняться диссоциативной фугой, но вы сами только что ее опровергли. Впрочем, стоит дождаться, что скажет Сан Саныч. Почему Горюн пришел к ней с этим разговором, разумеется, стал для Алисы ясен, стоило ему только упомянуть исчезнувшую память. — Разве Сан Саныч невролог? Или кто там головой занимается… Мне казалось, он кто-то вроде терапевта или… Горюн отмахнулся от подлетевшей к нему мошки и заодно от ее вопроса, будто тот показался ему очередной глупостью. — Чернова, он может просто и ясно объяснить те каракули, что обычно врачи пишут в своих заключениях. Его специализация здесь совершенно не причем. Вы будете что-нибудь? Пиво, вино, минералка? — Сок. Но я могу сама… Он опять от нее отмахнулся и на этот раз даже не потрудился что-то ответить. — Идите и займите нам какое-нибудь дерево, под которое мы можем сесть и не привлекать к себе внимание. Надо сказать, парк действительно был уже рядом — стоило только перейти очередную дорогу. Горюн махнул ей рукой и свернул в сторону, где виднелась яркая вывеска продуктового магазина. Проводив его долгим взглядом, Алиса решила на этот раз терпеливо дождаться светофора — второй забег по проезжей части смутил ее еще больше первого, потому что в первый раз они хотя бы имели причину для спешки. Но Горюн, видимо, иногда что-то делал просто так — из принципа или еще каких-то сложных побуждений. В парке, вдали от дорожек, царила вязкая тьма — солнце село давно, а свет от фонарей не мог проникнуть через густую листву огромных кустов. Алиса какое-то время гуляла по стриженой траве, прежде чем вышла на более-менее освещенный участок и натолкнулась на огромное, раскидистое дерево. Она даже остановилась на мгновение, не в силах поверить, что до нее его никто не занял. Ветви висели так низко, что можно было на них вскарабкаться. Впрочем, Горюн вряд ли оценит ее самодеятельность… а сердить его зря не хотелось — он и сам мог это сколько угодно без посторонней помощи. Пока он находился в хорошем расположении духа, можно было и вести себя сдержаннее. Алиса села под дерево, придирчиво оглядев траву под ногами, натянула подол сарафана на колени и принялась высматривать Горюна. Она была уверена, что он найдет ее сам, и оказалась разочарована коротким звонком несколько минут спустя — сам найти не смог, но зато быстро сориентировался, когда Алиса описала дерево. — Лисье дерево, — он сел на траву немного от не