вопросами с ноткой превосходства в голосе: вы знаете, за что вас задержали? И вы считаете себя ни в чем не виноватой? Если бы Алиса еще хоть что-то понимала... Она злилась на держащего ее силовика, на людей, разрушающих их контору, на репортеров и больше всего на Горюна, что оставил ее здесь одну. Никогда раньше она бы не подумала, что он испугается чего-то — ответственности, например. Тем более, играло большую роль то, что он сам работал искателем и в отличие от выведенной из равновесия Алисы мог хоть что-то прояснить и знал, как себя вести. — И не смей подпускать ко мне журналистов, ясно? — ей хотелось еще сказать что-то о своей исключительности и своем даре, но быстро вспомнила, как спокойно раньше ЦКМ обходился без нее. — Я сказал, заткнись и успокойся. Будешь вести себя хорошо, отпущу быстрее. Алиса, усмиряя внутри себя волну возмущения и ярости, решила послушаться, хотя тело, получив гормонов, требовало действий и выхода ярости. Возможно, она займется этим позже, когда станет ясно, в чем ее обвиняют и когда она получит шанс доказать свою невиновность. Внизу, громче всего прочего шума, стал слышен мужской, хорошо поставленный голос — достаточно известный всем, у кого дома есть телевизор. У Алисы его не было, но Грега Шортинга, одного из лучших репортеров столицы, она знала хорошо. Он был любимчиком их декана и, пользуясь своим положением, частенько заходил в университетскую библиотеку. На первом курсе Алиса была в него влюблена, но даже переболев мимолетным увлечением, навсегда запомнила его голос. Его же она вчера увидела в толпе на мосту, но это вряд ли чем могло ей помочь. Силовик, в награду за послушание, не подпустил к ней ни единого репортера, но продолжал удерживать лицом к стене. Это, ко всем прочим причинам, стало порядком раздражать — в самом деле, что могло такого случиться, что ее так долго держат здесь? Из стрекота репортеров сложно было что-то понять — слова смешивались с шумом и получалось что-то неудобоваримое. У нее вышло вычленить отдельные слова, и среди них была фамилия Горюн, ЦКМ, происшествие, но дело это не проясняло. Ее отпустили, когда в очередной раз хлопнула входная дверь, и, судя по звукам, значительная часть людей, торчащих в холле, бросилась к вошедшему. — Как вы прокомментируете случившееся? — Вы знаете, зачем… — …он это сделал? — Вы с уверенностью можете сказать, что…. — Уберите репортеров. Шум стал сильнее — Алиса ясно слышала возню и как сопротивлялись жадные до ответов журналисты, но вскоре шум перенесся на улицу, и только тогда стало ясно, как же сильно они действовали на нервы. — Что за представление здесь устроили? — тот же голос, что велел убрать журналистов, спокойный и прохладный, принадлежал кому-то, кого предпочитают слушаться. — Я ясно попросил дождаться меня. Мальчик, отпусти Чернову, у нее здесь самое железное алиби. И вот только тогда руки, державшие ее все это время, разжались. Алиса неуклюже повернулась, все еще закованная наручниками, и встретилась взглядом со своим спасителем. Откуда он ее знал, было отдельным вопросом, потому что, едва только взглянув на него, Алисе стало ясно, что они встречаются впервые в жизни. — Наручники сними, — раздраженно попросила она, и силовик почти тотчас же послушался. — Здравствуйте, Алиса Чернова. Печально, что вы здесь оказались так не вовремя. Идите за мной. — Кто вы? Алиса все еще была в ярости, и поэтому любые слова, хоть как-то напоминающие приказ, могли окончательно вывести ее из себя. И человек этот, сверлящий ее неподвижным взглядом водянистых голубых глаз, совсем ей не понравился, даже несмотря на то, что разобрался с силовиком. — Начальник вашего начальника, Алиса. Сожалею, что вас втянули в это, но ничего уже не поделаешь. Вам придется подняться наверх и рассказать мне все, что вы знаете, — он говорил так размеренно и безэмоционально, что при должной фантазии Алиса сравнила бы его с каким-нибудь искусственным интеллектом, а не человеком. — Что… рассказать? Я ничего не понимаю, что мне рассказать? Но он сделал знак идти за ним, и Алисе ничего другого не оставалось. «Начальник ее начальника» могло означать только руководителя всех отделений ЦКМ, и хоть о нем ничего не было известно, он становился здесь главным. Ей снова приходилось слушаться. — Там внизу дети, — напомнила она и оглянулась на холл. Они разнесли все, словно стадо диких животных. Кресла оказались перевернуты, столы передвинуты — зачем? Алиса помотала головой. — В том числе те, которых вы нашли на крыше? — Ну… да. Но еще и другие. Если их сейчас пугать и волновать… — С ними все будет в порядке. — А… ладно, — Алиса не поверила. Он так ей и не представился и мог быть каким угодно начальником, но доверить ему детей она не могла. Когда он выяснит все, что ему будет нужно, Алиса сама спустится вниз и попробует отправить детей в другой ЦКМ. Все равно время их пребывания здесь подходило к концу, и пора было одних отправлять домой, а других — в интернаты. Человек безошибочно завел ее в столовую, запер дверь невесть откуда взявшимися ключами, а увидев округлившиеся от удивления глаза Алисы, пояснил: — Я все всегда держу под контролем. Присаживайтесь, у нас мало времени. Скомкав в руках плед, под которым спала, Алиса села на диванчик. — Что происходит? Это из-за Горюна, да? Его вчера не было, и у него выключен телефон. И как вас зовут? — Мало времени отвечать на все вопросы. Эдуард, да, из-за Горюна. А теперь вы. Как Горюн вел себя в последнее время? Вы замечали за ним признаки срыва? Он бесился? Орал на вас? Отсылал вас беспричинно из ЦКМ? Он колдовал при вас? Подумайте хорошо и ответьте очень кратко. Ярость и злость слетели с Алисы мгновенно, она только таращила на Эдуарда глаза и думала, что же случилось с Горюном. Такие вопросы подразумевали что-то серьезное. В дверь требовательно застучали. — Шпиль, не делай глупостей, открой дверь и отдай нам девчонку! — Быстрее, Алиса. Нужно было что-то соображать и выбирать — из неизвестного начальника ее начальника и тех, кто ворвался к ним, разгромил контору и что-то, видимо, сделал с Горюном. — Я не знаю Горюна так хорошо, чтобы… быть точной. Он был резким, иногда орал на меня, когда я ошибалась или, по его мнению, задавала глупые вопросы. Но он… не бесился, нет, я думала, это его поведение — нормальное. Он не колдовал, и никаких признаков срыва я не видела. Горюн наоборот… был иногда веселым. И он не отсылал меня. Ну если только когда я задерживалась на работе. — Хорошо. Горюн интересовался как-то особенно теми детьми, что вы нашли на крыше? — Шпиль, я велю выломать дверь! — Да… он… ему было интересно, откуда они взялись, и он даже немного рассказал мне, что было, когда я… ну, когда меня нашли. — И он вас попросил написать заявление к искателям? — Нет… я сама. Но я попросила его помочь…. Ну… — Понятно. Алиса, ни слова о том, что Горюн интересовался детьми и что-то рассказывал о вас. Понятно? Скажете, что это был ваш личный интерес. Были вообще странности в его поведении? Алиса с открытым ртом уставилась на Эдуарда, одновременно чувствуя себя дурой и, пожалуй, обманутой. — Он дал мне выходные, а потом пришел ко мне домой и позвал гулять. Мы почти всю ночь были в парке, и тогда он… рассказывал все это. — Вас видели? — Ну…мы же по улице шли. Да. Эдуард на миг закрыл глаза. — Отговаривайтесь общими фразами — вы просто гуляли, Горюн объяснял вам детали вашей работы или вы помогали справиться ему с откатом. Не говорите ничего конкретного. В дверь ударили. И снова, и снова. — Он оставался после восьми на работе? — Да… часто. Очень часто. — Когда вы его видели в последний раз? — Позавчера… вечером. Когда писала заявление. Эдуард кивнул, поднялся на ноги и отпер дверь. Внутрь тут же ворвался разъяренный мужчина, а на его шее болтался медальон искателей. — Ты пожалеешь об этом! Думаешь сорвать мне дело? С подозреваемыми говорю только я! Алиса Чернова, вы… — Успокойтесь, я говорил с моей подчиненной, а не с подозреваемой. Если вы вспомните, вчера у нас был инцидент на мосту. Многие готовы подтвердить, в том числе и камеры центрального канала, что Алиса во время происшествия находилась там и усмиряла смерч. — Пока я не переведу ее из подоз… — Вы не можете этого делать. Алиса перестала быть подозреваемой, как только стало известно, где она была вчера днем. Алиса в растерянности переводи взгляд то на одного, то на другого, и понимала, что случилась какая-то катастрофа. Горюн не брал телефон, потому что его, видимо, вчера задержали, и этот Эдуард не смог его защитить. А теперь пришли за Алисой, и ей повезло немного больше. Что мог натворить Горюн? Ей сложно было сразу связать в одно вопросы и приказы Эдуарда. Магия, срыв, странное поведение, эти дети опять всплыли — уж они-то причем? Слишком было шумно — искатель распалялся и распалялся, в то время как Эдуард вообще не проявил ни единой эмоции, кроме закрытых на пару секунд глаз. Думать в такой ситуации у Алисы не получалось. — Чернова, идите за мной! — искатель резко протянул к ней руку, желая схватить Алису за локоть, но та, этого ожидавшая отскочила. — Я никуда с вами не пойду, понятно? И разговаривать не буду, пока не перестанете вести себя, как гопники в подворотне! Искатель прищурился, кажется, доведенный до крайности, шагнул к ней, и Алиса снова отступила, поставив между собой и им стул. — Я могу защищаться, как хочу, — нервно предупредила она, — я знаю это. — Действит