уки ей удалось достаточно быстро — поджимало время, и врожденная флегматичность иногда помогала не хуже пустырника. Она не удивилась ни нападению, ни требованиям, поскольку ожидала этого, но все же оказалась потрясена и выбита из колеи. Налив себе крепкого кофе, Алиса послала сообщение Наташе с просьбой прийти в контору пораньше. Телефон пиликнул отчетом о доставке и надолго затих — было около шести утра, и Алиса сомневалась, что Наташа уже проснулась. Солнце за окном уже поднялось над горизонтом, но шлейф лесных пожаров даже после вчерашнего дождя висел над столицей, как вечный туман в болотах. Это было к лучшему — на улице хоть и плохо дышалось, но, объятая понятным желанием ото всех спрятаться, Алиса была довольна. Насколько это, разумеется, было возможно. Следующее сообщение она послала Эдуарду, коротко описав нападение и приметы мужчины, после чего ненадолго погрузивлась в дрему. Спать ей хотелось ужасно и больше всего на свете — просто лечь и забыть обо всем. Но ее ждала странная девушка-самоубийца, дети в подвале, с которыми нужно было что-то делать, вызовы, Игорь. Всего этого было достаточно, чтобы свести с ума кого угодно. Кофе в кружке все-таки кончился, хоть и пила она его медленно, есть совсем не хотелось, а значит, ее ждала работа. И дикий лис, о котором она едва не забыла. Как жаль, что зоомагазины не работали в такую рань — Алисе не помешал бы какой-нибудь сачок. Но сколько бы она ни старалась думать о чем-то другом, руки все равно тряслись, когда Алиса отпирала дверь квартиры, спускалась вниз и выходила на улицу. Но там ее никто не ждал. Она добралась до конторы беспрепятственно, отперла дверь и огляделась. Вряд ли лис мог учинить еще больший беспорядок, чем это сделали силовики и искатели, но он явно постарался — чуткий алисин нос уловил специфичный запах. Сам же зверь обнаружился на подоконнике у раскрытого окна. Обругав последними словами собственное разгильдяйство, она замахнулась на лиса рубашкой и он, зашипев, шмыгнул в окно. Алиса надеялась, что он не разбился, упав со второго этажа, но, глянув вниз, не увидели ни следа лиса. Если он что и повредил — от нее это оказалось скрыто. Пиликнул в кармане телефон — Наташа просила впустить ее внутрь, и Алисе стало легче, когда она увидела ее красивое, но хмурое лицо. — Бедная, — воскликнула Наташа, едва перешагнув порог, и обняла Алису так, будто они были давними подругами. — Это какой-то ужас. Я пыталась до тебя дозвониться утром, чтобы предупредить, ты почему трубку не брала? Алиса улыбнулась — кажется, впервые с позавчерашнего дня. — Ну… это долго объяснять. Не смогла просто. Ты… проходи, только у меня здесь после вчерашнего полный бедлам. Наверное, умей Наташа свистеть, она бы обязательно присвистнула, увидев царивший в холле бардак. — Почему ты не вызвала уборщиков? Это их работа. Алиса пожала плечами. — Хотя ладно, уборщиков я вызову. Ты просила прийти пораньше… Глаза Наташи округлялись, пока она говорила. Потом, умолкнув, она вздохнула и махнула рукой на Алису. — Что, уже приходили к тебе? Алиса пожала плечами. Ей совсем не хотелось говорить ни о расползающемся по подбородку синяке, ни о чем подобном. — Тебе нужно написать заявление, чем больше будет доказательств, что на тебя давили, тем лучше. — Ты-то откуда знаешь? — не выдержав, Алиса все-таки повысила голос. — Сидела с Игорем… откуда столько информации? Наташа обиделась — это было видно, но, в отличие от Алисы, ее тон остался прежним. — Меня предупредили, и всех остальных предупредили. Ты не должна была появляться в конторе, пока Шпиль не позволил бы нам вернуться на работу. Но ты не брала трубку… Это звучало немного обвиняющее, но, скорее всего, Алисе показалось. Ей стало стыдно, и, прикрыв на пару мгновений глаза, она заставила себя собраться. — Знаю… Я просто отвлеклась. Увидела в окне эту жуткую демонстрацию и забыла обо всем на свете. Я осталась здесь на ночь после того урагана, у меня не было сил… ну, до дома дойти. — Плохо. Если бы ты взяла трубку, ты успела бы уйти и залечь на дно, пока не пройдет неделя. А сейчас с тебя не спустят глаз. Пиликнул телефон, но Алиса не обратила на него внимание. Уцепившись за слова о неделе она, наконец, кое-что поняла. Ей и Эдуард говорил о времени, но все же — что могут поменять семь дней ее молчания? В их стране никогда не церемонились с преступниками, и особенно с теми, кто совершил проступки, способные повлечь смертную казнь. Обычно в делах, не оставлявших за собой дополнительных вопросов и сомнений, преступники получали свой приговор на первом же суде. Если судья отправлял дело на доследование — к команде детективов присоединялись другие люди. — Тебе этот Эдуард сказал про неделю? — спросила Алиса, прищуриваясь, и тут же получила утвердительный кивок. — Но почему неделя? Неужели… ну не могут же они устроить суд через неделю? Наташа Алису поняла с полуслова, что немного удивило. — Могут, — возразила она. — Они все могут. Бреннинг очень известный детектив, и ему доверяют, так что никаких вопросов так быстро не возникнет. — Но мы можем ошибаться? Эдуард мог иметь в виду что-то другое? Нужно было подумать обо всем этом, но телефон в кармане пиликнул снова, и Алиса виновато поглядела в наташины глаза. — Извини, что я тебя так рано… ну… Там внизу до сих пор сидят дети, и их нужно перевести в интернаты или, в крайнем случае, в другие ЦКМ. Я не доверяю этим… детектив здесь еще наверняка появится. И еще мне нужно сегодня уехать, а на телефоне сидеть совершенно некому. Ты поможешь мне? Наташа явно хотела продолжить едва начавшийся разговор, но Алиса вместе с легкой болью на месте удара ощущала в себе что-то большое и скользкое. То, что могло бы вырваться наружу, а она этого совсем не хотела. Этот парень хотел, чтобы она пришла к Бреннингу и рассказала тому все, что нужно. И он наверняка узнает, когда она этого не сделает. Алиса велела себе остановиться, когда к горлу подступило что-то кислое. Еще пара секунд — и она могла бы сказать, что ей было больше противно: методы детектива или собственная слабость. — Мне нужно идти… спасибо… Она выскочила из кабинета, одновременно и жалея, и нет, что вызвала Наташу пораньше. Казалось, что ее присутствие поможет, а на деле же оказалось едва ли не наоборот. Впрочем, кто сказал, что оно должно помочь Алисе? Что ей вообще могло помочь? С противной дрожью внутри она открыла двери в подвальные этажи, и потянулись старые обшарпанные стены. * * * Дети оказались в порядке, если считать таковым полное отсутствие спонтанных выбросов. Но им надоело сидеть в клетках, как бы искусно они ни имитировали комнаты. Так что настроение внизу царило ужасное: кто-то капризничал и плакал, а кто-то пытался их успокоить. Отстояться за дверью на этот раз не получилось, и Алису вмиг затащили внутрь, заставляя ее их развлекать. Посыпалась куча глупых вопросов о платьицах, куклах, нехитрых взаимных претензиях, но Алисе удалось под шумок шепнуть психологам, что детей скоро переведут. И те посмотрели на нее с большим расположением. Хоть что-то. Потом началось рабочее утро. Ей позвонили искатели, попросив прийти на допрос по делу о рухнувшем интернате. Но Алиса, пока поднявшая трубку Наташа обещала, что обязательно передаст ей сообщение, успела уйти. На улице все еще было слишком дымно — верхушки далеких высоток терялись, постепенно, поэтажно растворяясь, становясь невидимым человеческому глазу, а Алисе вдруг подумалось, что ей уже хочется зимы — только той, что царит в маленьких городах, где машины не превращают снег в ледяную грязную кашу. Она всегда разъедала любимые замшевые ботинки Алисы, и менять их приходилось слишком часто. Впрочем, они мало чем отличались друг от друга. Как мало отличались друг от друга следующие два дня. Как бы ни старалась Алиса нагнать вчерашний день, он убегал от нее и скрывался за дымным поворотом. Она так и не смогла выполнить обещание, данное врачу, — прийти и посмотреть на девушку с моста, — и ту вскоре перевели в психиатрический диспансер. Там, впрочем, заверили, что Алиса может ее навестить в любое время. Но времени у нее и не было. Помешали вызовы — они обрушились на телефон конторы, словно из лавины, и Алиса вдруг оказалась перед тем выбором, перед которым она не хотела бы оказываться. Куда ехать в первую очередь, если помощь ждут и там и там? И когда ликвидаторы других отделений так же заняты? Как потом, если кто-то погибнет, смотреть в зеркало и не думать, что именно из-за этой тщедушной и длинной девицы лишился жизни кто-то важный? И девица — это ты, и деться бы от этой мысли Алиса никуда не смогла бы. Поэтому она спешила, торопя осторожных водителей. Она даже на время забыла о детективе Бреннинге и о том, что должна к нему прийти. День начинался с восьми и заканчивался восемью же, и все, что успевала за это время Алиса — это вбирать в себя проклятые откаты, не замечать откровенно враждебных взглядов и твердить себе, что это закончится. Не завтра, но через месяц точно закончится. Два раза Алиса разговаривала по телефону с Эдуардом — его равнодушный голос резко контрастировал с сутью слов, и от этого голова шла кругом. Он предлагал Алисе охрану — едва услышал о нападении, но та отказалась — со скрипом и тревожным чувством. Решив для себя, что попросит кого-то из водителей довозить ее до дома, она перестала думать о Бреннинге. Еще Эдуард снова просил ее молчать, и Алис